Тридцать три ненастья

– Вы ребят поспрашивайте, здесь все друг друга знают, служат вместе.

Первый, второй, третий развели руками: «Не знаем!» А четвёртый ответил:

– Сашка Дворецкий? Он мой друг. Я знаю, где они живут. Пойдёмте, провожу вас, здесь недалеко. – И даже помог донести вещи.

Всё-таки случаются в жизни счастливые моменты!

…На скамейке у подъезда сидел Саша, строгал ножичком какую-то деревяшку: самолётик, по-моему, вырезал или кораблик. Что же ещё?

Эмоций – не опишешь! Оказалось, Саша ждал Лену, забежавшую в магазин. Через минуту-другую появилась и она – высокая, стройная, очень красивая… и строгая.

– Лен, ты чего такая суровая? Не рада нам?

– Рада. Просто устала очень.

А я бы на её месте визжала от изумления и восторга. Но это я!

Здесь следует сказать: жизнь свою Лена с Сашей строили очень серьёзно, где-то даже мужественно, с прицелом на большое будущее. Им ничего не давалось легко, за спиной оставалось трудное детство, упорная учёба, привычка рассчитывать лишь на себя. Лена – моя двоюродная сестра, дочь младшего из отцовых братьев. Когда она была маленькой, я любила её непередаваемо. Я и сейчас её люблю, но жизнь уже отдалила нас друг от друга. А тридцать лет спустя и пововсе развела. Я много раз пыталась вернуть былую теплоту в наши сложные отношения, но у меня ничего не получилось.

Елена с Александром стали современными успешными москвичами, имеют две квартиры и загородный тесовый дом. Их сын Володя получил образование в Англии, вырос красивым насмешливым блондином. Я не раз приезжала к ним в Москву. Они хорошо меня принимали, одаривали, но… Родную любовь не измеришь подарками и вкусными столами, коли ушло главное.

Ладно, пусть буду виновата я: не хватило деликатности, говорились не те слова, делались не те поступки. Ей-богу, без злого умысла! Это сейчас. А тогда… они хорошо нас приняли в Артёме. Саша одну за другой доставал бутылки из потайного запаса, а мы, дураки, не догадывались проявить скромность. Непьющие хозяева были, по-моему, в шоке.

Но кто бы им объяснил, что все поэты выпивохи, а эти двое ещё и устали чертовски, перенервничали, расслабились?

Лена постелила нам на своей кровати, а сами они легли на полу. Наутро я сняла с шеи серебряную цепочку, протянула сестре:

– Лен, больше нечего подарить. Хочешь ещё засушенную морскую звезду?

– Хочу. Тань, примерь моё платье. Оно вполне красивое, но мне великовато. Тебе не надо ничего купить из вещей? В Артёме очень хорошее снабжение, и магазин рядом.

Сбегали в магазин, купили мне замечательную финскую куртку на гагачьем пуху и стали собираться в дорогу. В аэропорту объявили о задержке рейса, а Лене надо было успеть на дежурство. Она уходила – такая лёгкая, такая родная, ни разу не оглянулась, а я смотрела ей вслед и давилась слезами: между нами начиналась огромная, бескрайняя далёкость.

Ненавижу расставаться, прощаться, разлучаться! Никто из любимых людей не заменит мне один другого. Все нужны! Плохо без всех! Так сложилось в моей жизни, что любовь я собирала по крупицам. В этой деликатной области я знаю больше о себе, чем хочу сказать. Могла бы, но не скажу. Зачем возвращать пролитые слёзы в высохшие глаза? Ведь ещё остаётся надежда!

За всю дорогу домой мы с Василием ни разу не поругались.

Рисунки по памяти

Записки форточника

Собственно, записок таких нет. Могли быть, но их нет.

А вот форточник был. Звали его Рубен Карапетян. Худощавый красавец армянин с густыми, сросшимися на переносице бровями, орлиным носом и копной смоляных волос, он был пригож и женщинам очень нравился. Таково моё первое впечатление о нём. И таким оно осталось до конца. Макееву Рубен доводился закадычным дружком – в прямом смысле слова. Много было у Василия дружков, но без Карапетяна эти воспоминания не могут обойтись никак.

Познакомились они, когда Василий приехал на практику из Литинститута. Руководителем практики был Артур Корнеев, работавший в Нижне-Волжском книжном издательстве. Рубен Карапетян редактировал студенческую газету в политехе. В это же время Макеев начал сдруживаться и с Борисом Екимовым, только-только начинающим пробовать себя в литературном сочинительстве. Все молодые, легко идущие на контакт, умники с забулдыжинкой, с амбициями, любители пображничать на досуге. К ним липли многие начинающие поэты и журналисты Волгограда, но в близкое окружение попадали далеко не все.

Чуть позже обзавёлся первой семьёй Василий; Рубен женился на красавице Надежде; Корнеев переехал в Москву на ПМЖ; Екимов остался бобылём. Жизнь очень по-разному распорядилась их судьбами: «Кому – грудь в крестах, а кому – голова в кустах!»

Как ни прискорбно это, но Рубен Карапетян, не стяжав крестов на грудь, попал в ранжир тех, чья «голова в кустах». А какая была голова! И какой светлый исток!