Тридцать три удовольствия

После ужина в «Виндсоре» мы вновь отправились наслаждаться жизнью в патио гостиницы «Савой». Канадки наши не появлялись. Николка пошел на разведку и выяснил, что в полдень они уехали в Каир. Так что пришлось нам просто купаться в бассейне и пить крепкие напитки. Когда мы вернулись поздно вечером в «Виндсор», все тело мое горело, причем нигде на коже не было такого места, к которому больно было бы прикоснуться. Видимо, я не обгорел, а просто перегрелся. Николка тотчас уснул, а мне никак не спалось, тело пылало, в глазах плыли бесконечные иероглифы.

Вдруг, часа в два ночи, легкий, еле слышный стук раздался в двери. Несколько секунд я оцепенело лежал, покуда тот же стук не повторился. Я тихонько встал и неслышными шагами подошел к двери, приложил к ней ухо. Я услышал, как там, за дверью, кто-то тихо шепчет непонятные слова на древнеегипетском наречии, и не в силах сдержать себя, распахнул дверь. Предо мною стояла Бастшери. Нет, это была не Закийя Азиз Галал, а другая женщина, тонкая и хрупкая, одетая так же, как та, которую я целовал в гробнице Рамсеса, то есть — почти никак не одетая. Приглядевшись, я и вовсе увидел, что это Бастшери.

Она ввела меня в один из соседних номеров, посреди которого стояла огромная постель, похожая на ладью или саркофаг; она продолжала говорить мне непонятные гулкие слова. Мы стояли друг против друга подле кровати или саркофага, я обнял ее, и она обвилась вокруг меня руками и ногами, но едва губы наши соприкоснулись, случилось нечто ужасное — сначала я ощутил, как ее губы лопаются, а, отпрянув, увидел, как прекрасное тело покрывается трещинами, осыпается, рушится, как выпучиваются глаза, оскаливаются зубы, проваливается живот, истончаются руки и ноги. Женщина, на моих глазах ставшая мумией, протянула ко мне костлявую руку, и я схватил ее запястье, в руке моей оказался золотой браслет, в ту же секунду ее рука обломилась, и страшная, полурассыпавшаяся мумия рухнула на пол и замерла…

Я дернулся и проснулся. Из руки моей что-то выпало и с металлическим стуком ударилось об пол, покатилось. Уже светало и можно было, не зажигая света, забраться под кровать и вытащить выпавшую из моей руки металлическую вещь. Это был браслет, исписанный иероглифами, но не золотой, а серебряный или посеребренный. Подойдя к балкону, я внимательно рассмотрел надпись. Нетрудно было заметить, что какое-то слово или изречение повторено трижды вдоль всей поверхности украшения:

От волнения руки мои дрожали и, поворачивая браслет, я выронил его. Николка проснулся и недовольно спросил:

— Ты долго еще будешь звякать там? Чем это ты звякаешь?

— Это ты мне подсунул? — спросил я, поднимая с полу браслет с иероглифами.

— Чего подсунул? Дашь ты мне поспать или нет?

Логически появление браслета можно было объяснить именно тем, что кто-то мне его вложил в руку. Тем более, что сны очень часто бывают связаны с реальностью.

И все же история получалась странная. Не Николка же в самом деле подстроил эту шутку.

Нет, нельзя ему спать. Тем более, что подъем через полчаса — нас ждал ранний поезд на Асуан. С трудом подняв Николку, я сунул ему под нос браслет и строго приказал:

— Что здесь написано? Читай!

Николка засопел, попытался было послать меня куда-нибудь подальше, но получил легкий удар кулаком в челюсть и вновь принялся напрягать свои познания в иероглифах. Я уж думал, что он снова не расшифрует надпись, но он вдруг вытаращил глаза и весело промычал:

— А-а-а-а! Ишь ты!

— Что? Прочитал? Да не молчи ты!

— Чего ты орешь! Это тебе привет от Бастшери. И очень оригинальный. Тут справа налево трижды повторяется, вот отсюда, начиная с ибиса: «Бастшри, Бастшри, Бастшри».

— Ты же говорил, что надо Вабастис…

— Ну, по-разному может писаться. В данном случае, как видишь, написано так: «Бастшри». Ну, чего тебе еще надо? Радуйся, смотри, какой подарок замечательный.

В дверь постучался Ардалион Иванович. Спросонья он был хмур, но история браслета развеселила его.

— Такие подарки просто так не делаются, — сказал он. — Охота продолжается.

— Только кто на кого охотится, непонятно, — проворчал я.

— Она на нас, а мы на нее. Помолимся нашему Ка и — в дорогу.

Через полтора часа мы уже ехали в поезде вверх вдоль Нила, в город, который у египтян назывался Сунну, греки называли его Сиена, а теперь он именуется Асуан.

Удовольствие десятое

ЭЛЕФАНТИНА

Взмолился Усермаатр к великому Ка Ра-Хорахти, к Сетху и Нефтис и ко всем богам и богиням сладчайшего Кеми да ниспошлют они ему эту женщину, чтобы можно было обнять ее; и вот, видит — плывет она к нему в золотой ладье.

Ахепи. «Книга наслаждений».

Название гостиницы, в которой нас поселили по приезде в Асуан, было самое подходящее — «Рамсес».