Тридцать три удовольствия

Пойми меня, милый Феденька. Что же я мог поделать с собой, греховодником, если давно, с того дня, как мы катались на фелюгах, влюбился в нашу веселую, легкую, хрупкую, сильную, певчую Птичку? Что же я мог поделать с собой, если вдруг выяснилось, что все это время, со дня моего двадцатитысячелетия[75] она любила меня, но боялась нашей близости, боялась меня, а теперь решила ничего не бояться? Объяснение между нами произошло в предпоследний день на теплоходе, когда мы купались и загорали в Никольском. О, что за дивный был этот день! Сколько жизни, радости, ликования! Потом был наш замечательный захват теплохода, когда я уже знал, что завтра украду Ларису у Игоря и увезу на край света. Я только боялся, что она вдруг передумает. Конечно, я понимал, как будет переживать Игорь, да и тебе будет неприятно. Но, с другой стороны, разве не лучше, если Игорь вернется к жене и детям? Ведь Лариса не любит его и переживает, что так безрассудно и жестоко увела из семьи. Что же касается Николки, то разве хорошо будет, если он и Лариса после его возвращения из Мексики вновь будут мужем и женой, как ни в чем не бывало? Ведь это будет фальшь! Все равно он узнал бы об их романе с Игорем, и между ним и Ларисой легла бы неисправимая трещина, которая с годами переросла бы в глубокую пропасть. Надеюсь, ты разделяешь мое мнение на этот счет? Конечно, для бедного Николки это будет удар. Но ведь он молод, рана залечится, он найдет себе другую девочку. Кроме того, его материальное положение всегда оставляет желать лучшего, а для Ларисы необходимы условия для развития ее талантов — ее необычайных певческих способностей и актерского дарования. Я же все свои средства собираюсь вложить в то, чтобы ею заинтересовались лучшие мировые продюсеры, режиссеры, музыканты. Она должна сниматься в хорошем кино и записываться на пластинки. У нее должна быть блестящая судьба.

Теперь конкретно о том, что происходило в нашей жизни после того, как мы сбежали с теплохода. В тот же день мы благополучно прилетели на самолете в Москву. Стояло волшебное бабье лето. Счастье сопутствовало нам, словно давая понять, что мы поступаем правильно. Приложив минимум усилий и максимум денег, я за несколько дней оформил все необходимые документы, и уже 29 сентября мы прилетели в Мюнхен, где у меня уже давно были запланированы деловые встречи. Прости меня и пусть простит Игорь, что когда вы звонили мне, отвечал автоответчик, а я потом не перезванивал вам. Мне нужно было сбежать с Ларисой, не прощаясь и не встречаясь с вами. Игорь к тому же еще и приезжал ко мне два раза, но мы ему не открыли. По-моему, он еще и дежурил во дворе моего дома, но ни разу не подошел. Бедняга. Мне жаль его, но пусть он вернется в свою семью.

Итак, мы прилетели в Мюнхен и прожили здесь сказочных две недели. Если описывать все праздники и увеселения, на которых мы тут побывали, то письмо мое потянет килограмма на три. Дел я особых не наварил, но сильно не жалею об этом. Я безумно счастлив и ликую, видя рядом с собой счастливую и любящую меня женщину. Такого не было еще никогда в моей жизни, и я мечтал бы умереть до того дня, когда, не дай-то Бог, это счастье начнет разрушаться. Может быть, ты сочтешь меня восторженным балбесом, но я как никогда мечтаю о том, чтобы в эти дни счастья Лариса зачала от меня ребенка. Для наследства этому моему детенышу я заработаю столько денег, что он сможет купить себе по крайней мере титул наследного принца Монако.

Завтра мы покидаем гостеприимный солнечный Мюнхен и едем на поезде через Инсбрук в Венецию. Оттуда — в Рим, а там — что Бог даст. Лариса заканчивает принимать ванну, и я заканчиваю свое письмецо. Еще раз прошу, не таите зла на нас, двух грешных любовников. Единственное, чем мы можем загладить свою вину, так это тем, что мы необычайно счастливы. Жаль, что ты не можешь ответить мне на мое письмо, но я как-нибудь соберусь с духом и позвоню тебе по телефону.

Tausend küssen und grüssen!

Ardalion Tötka[76]».

«Рим. 2 ноября 1991 года.

Здравствуй, голубчик Федя!

Не звоню тебе потому, что не знаю, получил ли ты мое письмо из Мюнхена. Вдруг да ты не прочел еще моих тех объяснений. А я опасаюсь, что если за те три-четыре минуты, что мы уделим телефонному разговору, ты наговоришь мне неприятных вещей, то это сильно омрачит мое счастье.

Мы продолжаем наше путешествие по Европе. Эти недели упоительно хороши. Проведя несколько недель в Венеции, мы отправились в Верону, где прожили два дня, оттуда перебрались во Флоренцию, там прожили четыре дня, и вот уже неделя, как мы в Риме.

Как я жалею, если бы ты знал, что никогда не пробовал и не учился художественно сочинять. Хотя бы письма. Как бы мне хотелось дать тебе подробнейшее и красочное описание всего того, что наполняет наши впечатления здесь, в Италии. Но что даст тебе сухой перечень всех восхитительных мест Венеции, Вероны, Флоренции и Рима, в которых мы побывали с моей ненаглядной певуньей? Ровным счетом ничего. Поэтому советую тебе заработать побольше денег и отправиться сюда самому.