Тридцать три урода. Сборник

Аглая(как бы просыпаясь, медленно).Сына? Какого? Моего? Твоего? Да, Ваня. Мы очень любим твоего сына.

Ваня(бешено).Спасибо и на том. Нет-с, не нуждаюсь. Как Алешка смеет моего сына любить? Ты как смела нашего сына Алешкой назвать? Как?

^{Рвет ее за плечо.}

Аглая.Я? Да, странно! Значит, он тогда прошел мимо меня и полюбил — только мы не знали. Так я и назвала. Я одна рожала твоего сына, одна, одна. Мы еще не были вдвоем тогда… еще не были вдвоем. Мы двое, двое…

Ваня(трясет ее).Кто? кто?

Аглая.Я и Алексей, я и Алексей, Алексей.

Ваня.Молчи. (Горько, весь съежившись, тяжело.)Я знал, что этого не может быть. (Помолчав, так же.)Не умею любить. Все еще раз сначала.

^{Маша появляется слева, на песке; несет плед; идет до тростников; кличет: Аглая Васильевна! Аглая Васильевна!}

^{Возвращается. У леса снова: Аглая Васильевна! Домой! Домой! Дети вернулись. Вера не ложится спать, вас дожидается. Аглая Васильевна!}

^{Медленно скрывается в даль берега.}

Аглая(шепчет).Ваня, я домой не могу. Здесь ждать должна. Я не поняла ничего, еще ничего. (Причитает.)Дети! Вера, моя Вера! На что вам обломки матери? Подождите: я здесь боль свою пойму… Как встречу ваши строгие широкие глаза? Ваня, как отвечу ее строгому взгляду? Я не пойму еще, к чему мне дана была боль жизни… (Плачет.)

Ваня(долго глядит на нее сверху, опираясь о камень спиною. Месяц всплывает медленно над соснами. В тихом, мягком восхищении).Аглаечка, а ты еще красива… Не плачь больше… испортишь глаза… Белая прядь в волосах! (Аглая бессознательно поднимает руку к голове.)А!.. и сама не знала? Это недавно. Ничего, не бойся: это хорошо. Даже прекрасно в блестящих волосах. (Наклоняется над ней.)Пахнут, как прежде! Да… Эта седая полоса, как твоя хромота. За сердце хватает. Твои губы умеют целовать. Полные. Только ты сама похудела. Ничего. И это острее хватает за сердце. (Внезапно испуганно.)Я, Аглаечка, этого именно боюсь… Этой остроты. (Робко.)Аглая, спаси меня — от меня… Скажи, ты только просто скажи, любила ли когда-нибудь, меня любила?

Аглая(медленно качает головой).Я его одного любила… сама не зная.

Ваня(глухо, убито).Он, всегда он. (Бешено.)Зачем тогда меня взяла?

Аглая(долго думает. С простою искренностью).Ты был смел… и силен. Я своей одной любви не знала.

Ваня(удивленно).Смел? Смел? Я? Я был перед тобой, как голубица, едва до ножки… тогда…

Аглая.Помнишь — в ледоход зайца между двумя льдинами защемило. Ты бросился туда в бешеную реку.

Ваня(злобно морщась).Он визжал, как ребенок… И ты шла… (Упавшим голосом.)Так ты вот за что…

Аглая(вся встряхнувшись).Ребенок, ребенок! Но ты не добрый, ты не смелый… я ошиблась. Смелые — добрые. Ваня, ты сам, ребенка погубил… настоящего. Когда она убилась, я не могла тебя простить…

Ваня(как ужаленный, отскакивает от нее).

Вздор все. (Потом снова надвигается на нее, хватает за плечи.)Молчи! Не понимаешь. Все равно не понимаешь. Что понимаешь? Это как туман. В тумане вихрь закружил, и бежишь на красный свет. В тумане свет всегда красный… Тошнота от едкости и… ну, молчи же, молчи… все равно, головой вперед, как бык (Хватает голову руками.)Вот и все. (Стонет.)Зачем толкнула? Дремал. Думал ты — любовь. (Бросается весь к ней, в мольбе.)Скажи: ну не любишь, — ну хоть жалеешь?

^{Аглая утвердительно наклоняет голову.}

Ваня(вдруг в новом бешенстве).Нет, нет, не надо. Жалость — не любовь… Мертвая!.. Аглая — лунатик! — видишь свой сон. Не видишь жизни. Жизнь рождена не любовью. Страсть и смерть родили жизнь. Лунатик! Ты тужишь по нем. Ну, понимаю. Пройдет время. Время — смерть, и воскресение тоже. Время — бег без Отдыха. (Вбирает глубоко дух. Утирает лоб от пота. Устало.)Бег без отдыха! Ну, ну! (Торопит ее.)Что же ты намерена предпринять?

Аглая(недоумевая, слабо).Предпринять?