Трилогия Крысы. Мировой бестселлер в одном томе

Туман сгущался с каждой минутой. Морской берег плыл в молочно-белой тьме. Время от времени на дороге показывались желтые огни противотуманных фар и медленно проходили мимо. Проникавшая в окно морось вымочила все в машине — сиденья, лобовое стекло, ветровку, сигареты в кармане... Резко взвыли сирены сухогрузов на рейде — так голосят отбившиеся от стада телята. То короткие, то длинные гудки складывались в гаммы, пронзали темноту и улетали в сторону гор.

А что там у левой стены? — продолжает вспоминать Крыса. Там книжная полка, маленькая стереосистема, пластинки... Дальше платяной шкаф. Две репродукции Бена Шана. На полке ничего интересного. Большей частью книги по архитектуре. Ну, еще по туризму — путеводители, карты, дорожные заметки. Несколько бестселлеров, жизнеописание Моцарта, ноты, разные словари... Есть французский, с надписью на форзаце: награждается такая-то. Пластинки — в основном, Бах, Гайдн, Моцарт. И несколько оставшихся с девичества — Пэт Бун, Бобби Дарин, «Плэттерз»...

Крыса застрял. Что-то оставалось еще. И это было важно. Без этого вся комната зависала, не обретала реальных контуров. Что же там еще? Погоди, сейчас вспомню... Ну да, люстра... и ковер. А что там за люстра? И какого цвета ковер? Не помню, хоть тресни...

А если открыть сейчас дверцу, пройти через рощу, постучаться к ней и все узнать про люстру и цвет ковра? Господи, какая глупость... Крыса снова откидывается назад и смотрит на море. Над морем повис белый туман, кроме него, ничего не разглядеть. А в глубине тумана с размеренностью сердечного ритма вспыхивает и гаснет оранжевый огонь маяка.

Лишенная потолка и пола, ее комната некоторое время потерянно висела в темноте. Образ стал постепенно терять мелкие подробности — и в конце концов растерял их все до единой.

Крыса уставился в потолок и медленно закрыл глаза. Потом, как щелкнув выключателем, погасил у себя в голове весь свет — и зарылся сердцем в эту новую темноту.

17

Трехфлипперная «Ракета»... Она не переставала звать меня откуда-то. Изо дня в день, без отдыха...

Со страшной скоростью я разделался с горой накопившейся работы. На обед не ходил, с абиссинскими кошками не играл. И ни с кем не разговаривал. Секретарша время от времени заходила меня проведать, изумленно качала головой и уходила обратно. К двум часам я выполнил дневную норму, кинул черновики секретарше на стол и выпорхнул на улицу. А потом бегал по игровым центрам в центре Токио и искал трехфлипперную «Ракету». Увы, безрезультатно. Никто такого автомата не видел, и никто о таком не слышал.

— Может, вам подойдет «Покоритель подземелья»? Четыре флиппера, новая модель, только пришла, — спросил меня хозяин одного из центров.

— Не подойдет. К сожалению...

Казалось, я его слегка разочаровал.

— А вот еще «Леворукий бейсболист». Три флиппера. На каждом круге выдает призовой шарик.

— Извините, — сказал я. — Меня интересует только «Ракета».

Тем не менее, он любезно поделился телефонным номером своего знакомого, пинбольного фаната.

— Если он вам не поможет, то уже не поможет никто. Ходячий справочник, а не человек. Двинутый на этом деле.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Не стоит, не стоит... Удачных поисков.

Зайдя в тихую кофейню, я набрал номер. После пяти гудков ответил негромкий мужской голос. На заднем плане слышались семичасовые теленовости и лепет младенца.

— Хотел бы у вас спросить об одном автоматедля игры в пинбол, — представившись, сказал я.

Некоторое время на том конце молчали.

— О каком именно? — послышалось снова. Звук телевизора стал тише.

— Трехфлипперная модель под названием «Ракета».

Мой собеседник издал глубокомысленное мычание.

— На доске нарисован космический корабль, планеты...

— Я знаю, — перебил он. Потом прокашлялся. Так разговаривают молодые преподаватели, только что из аспирантуры. — Модель шестьдесят восьмого года, «Гилберт и сыновья», Чикаго. Известна как несчастливая машина.

— Несчастливая машина?

— Знаете что, — сказал он, — может, нам встретиться и поговорить?

Встреча была назначена на вечер следующего дня.

Обменявшись визитными карточками, мы подозвали официантку и заказали кофе. Мой новый знакомый и в самом деле оказался преподавателем университета, чем немало меня удивил. Лет ему было тридцать с чем-то, его волосы уже начинали редеть, но тело оставалось загорелым и крепким.

— Преподаю испанский язык, — сказал он. — Поливаю водой пустыню.

Я восхищенно покивал.

— А с испанского вы переводите в вашей фирме?

— Я перевожу с английского, мой напарник с французского. Этого уже хватает.

— Жаль, — сказал он. Его руки были скрещены на груди, и особой жалости на лице не отражалось. Пальцы потеребили узел галстука.

— Вы не бывали в Испании? — спросил он.

— К сожалению, нет, — ответил я.

Принесли наш заказ, и разговор об Испании завершился. Мы стали молча пить кофе.