Трилогия о королевском убийце

Начался моросящий дождь, и совсем стемнело, а я все еще стоял на дороге. Я смотрел вверх, на замок — черный силуэт с несколькими светящимися окнами на фоне звезд. И на мгновение мне захотелось бросить корзинку, бежать в темноту и никогда не возвращаться. «Интересно, кто-нибудь когда-нибудь будет искать меня?» — подумал я. Но вместо этого я переложил корзину в другую руку и начал медленно подниматься назад, в гору.

Глава 7

ЗАДАНИЕ

После смерти королевы Дизайер ходили слухи, что она была отравлена. Я решил письменно изложить здесь то, что мне известно доподлинно. Королева Дизайер действительно умерла от отравления, но она травила себя сама в течение долгого времени, и король Шрюд был совершенно в том неповинен. Он, напротив, пытался отучить ее от дурманящих снадобий. Советовались с врачами и травниками, но как только удавалось убедить королеву отказаться от одной сладкой отравы, тотчас же находилось что-то другое.

К концу последнего лета своей жизни она стала еще более безрассудной, употребляя несколько снадобий одновременно и не делая больше никаких попыток скрыть свои пристрастия. Ее поведение было величайшим испытанием для Шрюда, так как, когда королева была пьяной от вина или обезумевшей от трав, она выкрикивала дикие обвинения и подстрекала людей к бунту, нимало не заботясь о том, кто мог это услышать и что происходило вокруг. Казалось, ее невоздержанность могла бы лишить ее приверженцев пустых иллюзий, но, напротив, они утверждали, что Шрюд или довел королеву до самоубийства, или отравил. Но я могу сказать с полнейшей осведомленностью, что ее смерть не была делом рук короля.

Баррич остриг мои волосы в знак траура. Он оставил их длиной в толщину пальца. В знак скорби собственную голову он обрил наголо, не пожалев даже бороды и бровей. Бледная кожа резко контрастировала с его покрасневшими щеками и носом. От этого он выглядел очень странно, даже более странно, чем лесные люди, которые приходили в город и чьи волосы были склеены смолой, а зубы выкрашены красным и черным. Дети смотрели на этих дикарей и перешептывались за их спинами, когда те проходили мимо, но испуганно шарахались от Баррича. Думаю, что дело было в его глазах. Мне случалось видеть пустые глазницы черепов, в которых было больше жизни, чем в глазах Баррича в те дни.

Регал послал человека попенять Барричу на то, что он обрил свою голову и остриг мои волосы. Так полагалось скорбеть по коронованному королю, а не по человеку, который отрекся от престола. Баррич сверлил этого посланца тяжелым взглядом, пока тот не ушел. Верити подстриг волосы и бороду на ширину ладони, и это было трауром по брату. Некоторые из стражников замка отрезали куски от заплетенных косиц, как делают солдаты в память о погибшем товарище, но то, что Баррич сделал с собой и со мной, было чрезмерным. Люди косились на нас. Мне хотелось спросить его, почему я должен носить траур по отцу, которого никогда не видел, по отцу, который ни разу не приехал посмотреть на меня, но довольно было одного взгляда на его застывшие глаза и сжатые губы, чтобы я поперхнулся собственным вопросом. Никто не донес Регалу, что Баррич срезал в знак траура по пряди с гривы каждой лошади, никто не рассказал о едком дыме, поднявшемся над этими жертвенными волосами. У меня было смутное ощущение, что так он посылает части наших духов вместе с духом Чивэла. Это был какой-то обычай, который он перенял еще от бабушки.