— Это пожелание или приказ? — уточнила Изобель.
— Вы прекрасно знаете, что мои пожелания для вас — приказ, — твердо сказал Банким, указывая внутрь здания. — Домой.
— Деспот, — пробурчал Сирах себе под нос. — Наслаждайся напоследок своей властью, ибо дни ее сочтены.
— Хуже всего те, кто любит покомандовать, — добавил Рошан.
Банким с улыбкой ждал, пока семеро ребят один за другим войдут в дом, пропустив мимо ушей их возмущенное ворчание. Бен последним переступил порог, обменявшись с Банкимом понимающим взглядом.
— Как бы они ни жаловались, — сказал он, — дней через пять им будет не хватать твоих полицейских замашек.
— И тебе тоже, Бен, — рассмеялся Банким.
— Мне уже не хватает, — пробормотал Бен про себя, поднимаясь по лестнице, которая вела в спальни на втором этаже. Он прекрасно осознавал: пройдет всего неделя, и ему больше не доведется пересчитывать эти двадцать пять ступеней, знакомых до последней трещины.
Среди ночи Бен неожиданно проснулся. Комнату наполняли прозрачные голубоватые сумерки. Мальчику показалось, будто его лицо овеяло холодом, словно кожи коснулось невидимое дыхание какого-то существа, прятавшегося в темноте. Сноп неверного рассеянного света проникал сквозь узкое прямоугольное окно и рисовал на стенах и потолке зала тысячу пляшущих теней. Протянув руку, Бен взял с прикроватной тумбочки часы и поднес циферблат к полосе лунного света. Стрелки показывали три часа.
Бен вздохнул, почувствовав, что остатки сна необратимо испарились, как капли росы на утреннем солнце. Он подозревал, что на одну ночь Йен заразил его своей бессонницей. Он смежил веки и принялся перебирать в памяти картины недавно закончившегося праздника, надеясь на их благотворное усыпляющее действие. Именно в этот момент он в первый раз услышал необычный звук и привстал, прислушиваясь к странной вибрации, исходившей от шелестевших листьев в саду.
Бен отбросил простыни и медленно приблизился к окну. Он различил слабое позвякивание погашенных фонарей, висевших на ветвях деревьев, и отдаленное эхо, похожее на хор детских голосов, сотен голосов, смеявшихся и говоривших в унисон. Бен прислонился лбом к стеклу и сквозь туман осевшего на его поверхности дыхания мальчик увидел в центре двора неподвижный силуэт худого высокого человека в черной тунике, смотревшего прямо на него. Бен вздрогнул и отступил назад. Вдруг в центре оконного стекла появилась маленькая дырочка, и от нее на глазах мальчика во все стороны поползла сеть трещин, которая разрасталась, оплетая прозрачную поверхность, словно плющ или паутина, сотканная сотней невидимых лап. У Бена волосы на затылке встали дыбом, и дыхание участилось.
Мальчик оглянулся по сторонам. Все его товарищи лежали неподвижно и крепко спали. Вновь послышались отдаленные голоса детей. Тут Бен заметил, что через трещины в стекле в комнату проникает вязкий туман, напоминая сочащийся сквозь шелковую ткань голубоватый дым. Бен снова подошел к окну и попытался рассмотреть, что происходит во дворе. Незнакомец все еще стоял на месте. На сей раз он вскинул руку и помахал Бену, и его длинные тонкие пальцы вспыхнули ярким пламенем. Бен застыл, завороженный, не в силах оторвать взор от этого зрелища. И лишь когда человек повернулся к нему спиной и стал удаляться в темноту, Бен опомнился и выбежал из спальни.
Коридор был пуст и едва освещен газовым фонарем — этот образчик старого оборудования Св. Патрика чудом пережил кампанию по модернизации последних лет. Бен со всех ног бросился вниз по лестнице, промчался по анфиладе столовых и выскочил во двор через боковую дверь приютской кухни — как раз, чтобы увидеть, как темная фигура исчезает в темном переулке, огибавшем здание приюта с тыла. Силуэт незнакомца заволокло плотным туманом, поднимавшимся от решеток канализации. Бен поспешил следом и нырнул в туман.
Он пробежал метров сто по туннелю из холодного клубящегося тумана и оказался на большом пустыре, простиравшемся к северу от приюта Св. Патрика. Он служил свалкой всякого хлама, а также цитаделью для самых обездоленных жителей севера Калькутты, ютившихся в хибарах и шалашах из деревянных обломков и щебня. Бен шел, огибая топкие лужи, которые были на дороге, петлявшей по запутанному лабиринту лачуг из самана, полуобгоревших и необитаемых. Наконец он очутился в том месте, куда Томас Картер настоятельно не рекомендовал им ходить. Детские голоса доносились откуда-то из развалин этого царства грязи и бедности.