Тринадцать

Пока Афиногенов, получив требуемое письмо, зачитывал его остальным, Стеклов обеспокоенно рылся в своих вещах, сидя на кровати. Наконец он, заметно побледнев, произнес:

— А паспорта нет, его нет нигде, я перерыл все. — Было видно, что он лихорадочно размышляет.

— Таа-ак! — недоверчиво протянул Изместьев, взглянув на судью по-новому. — Вы хотите сказать, что кто-то мог пробраться сюда без ключа?

— Я ничего сказать не хочу, — подавленно произнес Иван Игнатьевич, — вернее, я хочу сказать, что тут творится настоящая бесовщина. Кто-то из нас делает из всех нас дураков, словно в насмешку над нашей беспомощностью.

— Но видимый мотив мог быть только у вас, — настаивал Афиногенов. — Мы все летели из Москвы вместе и предъявляли свои паспорта при пересечении границы, причем дважды. Мы все видели, что являемся именно теми, за кого себя выдаем. И только вы, уважаемый, доказать нам фактами ничего не можете…

— Давайте проведем тут повторный обыск, может, и пропавший нож найдем? А с этого, — Изместьев презрительно кивнул на Стеклова, — глаз не спускать. — Было видно, что такой поворот событий устраивал его как нельзя лучше.

* * *

— Я, кажется, понял еще кое-что, — заинтриговал остальных Афиногенов. — Помните, как покойный уже теперь Бобков, когда мы тащили труп Максима, задался вопросом, а почему на остров пригласили именно нас, а не наших родственников, тех, кто участвовал в суде присяжных? Так вот, меня посетила мысль, а не потому ли, что присяжные знали судью в лицо? А этот-то как раз и не судья, — он посмотрел на Стеклова.

Его вопрос повис в воздухе.

— Дорогой друг, — спокойно, но каким-то запредельно ледяным голосом осадил его Стеклов, — а, может, это как раз вы убиваете здесь наших товарищей?

Остальные зашумели. Это было уже слишком, и походило на какую-то нелепую месть за высказанную в глаза правду.

Судья взбесился. Он вскочил на ноги и стал сбрасывать постель, вынимать из тумбы полки, вывернул наизнанку свою сумку.

— Ну, ищите, давайте, ищите, — бесновался он. — Найдите тут нож, мобильный…

Внезапно он остановился как вкопанный и улыбнулся каким-то своим мыслям.

— Кстати, — произнес он вкрадчиво, — а может, это правда вы меня так подставляете? — Он глядел на Афиногенова. — А давайте пройдем к вам и тоже проведем там обыск, а?

— Не вопрос, — нахохлился Дебет, — давайте.

Другие, словно завороженные, проследовали в противоположный конец коридора, к номеру Дмитрия.

Однако когда тот уже хотел открыть дверь своим ключом, Стеклов его остановил. Он попросил пропустить его к двери, и к удивлению других вставил свой ключ в ее замок. Как ни странно, но замок подчинился и дверь отворилась.

— Что это значит? — вытаращил на него глаза Изместьев, — у вас есть ключ от его номера?

Не отвечая на его вопрос, Стеклов молча прошел к двери Молодавченко и сделал то же самое.

— Он хочет сказать, что ключ от двери каждого из нас подходит к дверям всех остальных номеров, — поразился этому открытию Афиногенов.

— А теперь давайте искать, — зайдя в комнату Афиногенова, мстительно предложил Стеклов.

После того, как Емельяненко открыл верхнюю полку прикроватной тумбы, у всех кругом пошла голова. Там находился пропавший из номера Бобкова нож.

* * *

Глаза Афиногенова были широко раскрыты. Он ничего не мог понять.

— Нет-нет, друзья мои, — покачал головой Стеклов, — эта находка еще ни о чем не говорит. — Он подошел к окну и задумчиво посмотрел на волнующееся море. — Но обыск нужно продолжить. Мы просто обязаны перевернуть вверх дном номер каждого из нас.

Больше у Афиногенова ничего найдено не было. Окровавленный нож решено было оставить в покойницкой.

Надо ли говорить, что и в последовательно обысканных комнатах Молодавченко, Викторова, Шкандыбы, Изместьева и Семенченко ничего того, что бы имело отношение к убийствам, найдено не было. Зато в комнате Емельяненко, в шортах, висящих на вешалке в шкафу, Изместьев обнаружил загранпаспорт на имя Ивана Игнатьевича Стеклова, который полистав, передал владельцу.

Настенные часы в столовой показывали десять часов вечера.

Еда на острове подходила к концу, и ее нужно было экономить. Зато спиртного было по-прежнему вдосталь. Разговор не клеился. Каждый что-то обдумывал про себя. Настроение царило похоронное, и никто лишний раз старался даже не смотреть на кого-либо. Все подозревали всех. Карт оставалось девять.

— Следующей жертвой, судя по стишкам, должна стать Катя, — тяжело вздохнув, произнес Олег Викторович. Он как-то нехорошо посмотрел на Семенченко, чей номер располагался прямо напротив девушки.

— Что вы так на меня смотрите? — побледнев и отодвинув от себя тарелку с нарезанной колбасой, спросил тот.

— А я вот смотрю, — недобро прищурился Изместьев, — испугаешься ты или нет, когда ее сегодня ночью придут убивать? А, может, это все-таки ты нас всех тут мочишь?

Семенченко вскинулся, но его остановил Стеклов.