Тринадцать

В тот день, когда на остров Гавдос прибыли москвичи, он видел, как к Стеклову, вышедшему из парома, подошли трое мужчин, двое из которых, по внешнему виду, славянской национальности, а третьим был грек, но не из местных, поскольку всех местных свидетель знает. То, что это был Стеклов, несомненно, поскольку с собой у меня была фотография судьи, по которой грек уверенно его опознал. Мужчины о чем-то поговорили с судьей, и сели вместе с ним в их машину, которая поехала в сторону центра острова.

На острове Гавдос не так много домов, и я не поленился наведаться в каждый. Двое местных рассказали, что в конце лета их соседи то ли продали, то ли сдали в аренду свое домовладение каким-то русским. Они почему-то уверены, что это были бандиты, хотя вели те себя достаточно спокойно. Мне удалось пробраться на территорию этого домовладения, в котором никого не было, и попасть в дом, в котором я обнаружил погреб. Обследовав этот погреб, я нашел в нем замусоленный лист бумаги с текстом, распечатанном на принтере.

Серафим достал этот листок из папки, которая была при нем, и в полной тишине зачитал его текст:

«Здравствуй, милый Ваня! Столько лет прошло, нам уже немало этих самых лет, а я помню то наше с тобой первое лето так, как будто это было вчера. Ты был тогда такой влюбленный, такой смешной, серьезный мальчик. Сколько нам тогда было? Тебе двадцать два, мне — семнадцать. Да, первая любовь! Я помню, как красиво ты за мной тогда ухаживал. Мне было так хорошо с тобой! Жаль, что у нас не сложилось. А в двухтысячном, когда мы снова встретились, и все закрутилось с прежней силой? Я знаю, ты по-прежнему меня любишь. Извини меня. Я тогда солгала тебе. Ты знаешь, о чем. Просто не хотела уводить тебя из семьи, лишать твоего сына отца. Детей у меня нет, а твой сын уже взрослый. Мой муж, если ты не знаешь, недавно умер. Вот я и решила написать тебе. Я сейчас в Греции, на маленьком, почти необитаемом острове Гавдопула. Сюда можно добраться с Крита, через остров Гавдос. Если хочешь, приезжай. Я буду очень тебя ждать. 7 сентября, потому что потом мне нужно будет улетать. Нам надо о многом поговорить. Да, чуть не забыла, не бери, пожалуйста, с собой никакой электронной техники. Айфон, смартфон, ноутбук — все это содержит программы слежения за своим владельцем, а я не хочу, чтобы о нас с тобой узнала твоя жена и чтобы у тебя из-за меня потом были неприятности. На Гавдосе тебя встретит один грек, которого я попросила, чтобы он тебя привез ко мне. Твоя Анна Лучкович!»

Складывая лист с письмом пополам, сыщик задержал взгляд на подсудимой, которая, не выдержав его, отвела глаза в сторону.

— Забегая вперед, — продолжил Серафим, обращаясь к коллегии судей, — скажу, что текста этого письма в материалах рассматриваемого уголовного дела вы не найдете. Хотя следователем из дома Стеклова был изъят системный блок компьютера, принадлежащего судье, а также описаны все электронные письма, пришедшие ему за несколько дней до трагедии.

Вместе с тем, сын Стеклова, Георгий, любезно предоставил мне логин и пароль от электронной почты отца, и я нашел там это письмо.

Из разговора с Георгием Стекловым я узнал, что следователь Оловянный уговорил его и его мать подписать протоколы, согласно которым они не настаивают на продолжении ведения дела в отношении отца и мужа. Ведь согласно недавним поправкам в законодательство, в отношении умершего обвиняемого дело может продолжаться вестись, если родственники погибшего на этом настаивают в целях возможной реабилитации покойного.

После произнесения этих слов, Серафим ощутил, как по залу пронесся неодобрительный шум.