Тринадцать

Выслушав рапорт подчиненного, и молча показав ему на свободное место напротив себя, Илья Геннадьевич открыл лежавшую перед ним кожаную папку, взял оттуда несколько листов с текстом, скрепленных между собой посредством степлера и передал следователю. Это было Постановление Председателя Следственного комитета России о возбуждении уголовного дела в отношении следователя по особо важным делам, полковника юстиции Оловянного.

Пока покрасневший и пребывающий в полуобморочном состоянии полковник дрожащими руками молча листал документ, генерал произнес:

— Не думал я, Никита, давая тебе рекомендацию в мое управление, что ты нарушишь присягу следователя и предашь. А знаешь ли ты, что Валерий Магницкий, в отношении сына которого ты расследовал дело, и который, будучи невиновным, из-за тебя, твоей алчности и беспринципности был осужден и погиб в колонии, мой близкий друг? А судья Стеклов, который по твоей милости чуть не был обвинен в убийствах на острове Гавдопула? Ты хоть знаешь, что твой друг, адвокат Прохоренко, оказался маньяком — серийным убийцей и насильником, и что это именно он убивал в Греции наших людей? А ты с ним и его подельницей Лучкович дела делал! Молчишь? Ну, молчи-молчи.

— Забирайте его, ребята, — обращаясь к присутствующим, сказал генерал. Спустя минуту из кабинета Рымова в наручниках вывели Оловянного, а еще спустя двадцать минут об этом говорило все управление.

Эпилог.

Год спустя.

— Здравствуй, сыщик, — едва нажав кнопку приема звонка, услышал он голос генерала Рымова из динамика своего айфона.

— Здравия желаю, Илья Геннадьевич, — радостно ответил Серафим, который не видел Рымова и не разговаривал с ним по телефону с того самого дня, когда они втроем, вместе с Валерием Магницким последний раз посетили свою родную монастырскую обитель.

Серафим и Валерий получили тогда благословение настоятеля монастыря, отца Евмения, на возвращение в мир, а сыщик еще и благодарность за раскрытие множества убийств.

— Понимаю, что ты сейчас человек занятой, открыл свое собственное частное бюро сыска, поэтому к старику на чай не приглашаю. Кстати, возможно, ты этого не знаешь. Полиция острова Крит раскрыла убийство известного тебе портье гостиницы, Феодоракиса. Как ты и предполагал, к нему оказался причастен владелец этого отеля. Мне об этом рассказал мой друг, генерал МВД, курирующий наше отделение Интерпола.

Когда Феодоракис сообщил владельцу гостиницы о звонке из полиции и о том, что интересующий тех Константин Прохоренко в начале сентября заселился в их отель, начальник Феодоракиса приказал ему ничего не предпринимать. Дескать, он сам сообщит об этом в полицию. Однако, вышедший из его кабинета Феодоракис, подслушал его телефонный разговор с фигурантом, имя которого владелец отеля назвать полиции отказался. Феодоракис, узнав о том, что визит к ним Прохоренко имеет отношение к убийствам тринадцати русских на острове Гавдопула, решил шантажировать своего начальника. Он вошел к нему в кабинет и рассказал, что все слышал. Портье потребовал за свое молчание сто тысяч евро. Получив от него на месте двенадцать, Феодоракис дал шантажируемому два дня на то, чтобы передать ему оставшиеся восемьдесят восемь. Как ты понимаешь, это требование стало последним в его жизни, поскольку владелец отеля сообщил об этом своему прежнему собеседнику. Увы, но тот среагировал очень оперативно и подослал ко входу в отель двух киллеров.

Генерал перевел дыхание:

— Кстати, эти киллеры, исполнившие Феодоракиса, были убиты в перестрелке с полицией. Жаль, но на свободе остался заказчик этого преступления. Подскажи-ка мне адрес своего офиса. Я пришлю к тебе нарочного с письмом. Оно пришло в наш адрес из колонии особого режима в Оренбургской области. Вскрывать его мы не стали, потому что на конверте стоит надпись: «Серафиму Мирутину. Лично в руки».

Продиктовав генералу адрес, спустя час, сыщик уже держал в руках большой конверт, вскрыв который он прочел нижеследующий текст.

Письмо:

«Ну, здравствуй, сыщик!

Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу! Ведь это ты сломал мою жизнь, жизнь, которая могла бы стать прекрасной, богатой и счастливой. И только благодаря тебе я никогда не выйду из этого проклятого каменного мешка под названием «Черный дельфин». Смешно, но судьба распорядилась так, что я оказался в том самом черном дельфине, который, по моему настоянию, был надет трупу Максима Коробченко на шею.

Здешние двуногие, коротающие, как и я, пожизненный срок, наивно тешат себя надеждой, что лет через двадцать пять кое-кому из них все же позволят выйти на свободу условно досрочно.

Но я, как бывший адвокат и следователь прокуратуры (да-да, не удивляйся, ведь мы с тобой когда-то были коллегами), прекрасно понимаю, что уже никогда не увижу свободы.

И поэтому я решил рассказать тебе, как все было на самом деле. Уверен, что несмотря на всю твою гениальность и проницательность, многие детали моего дела, а, самое главное, кто за всем этим стоит, остались тебе неизвестны.

А было все так: