Тринадцать

Медленно киваю и захожу в комнату, закрыв за собой дверь. Несусь к шкафу и достаю черные зауженные джинсы и широкий темно-синий свитер, быстро переодеваюсь и подхожу к зеркалу, чтобы попытаться сделать что-то со своим опухшим лицом. Наношу тонкий слой увлажняющего крема и тянусь к кисточке, чтобы нанести сверху матовую пудру. Достаю из косметички тушь, но тут же кладу обратно, решив, что не хочу выглядеть как кукла. Хочу быть с Остином самой собой. Обуваю черные ботинки, надеваю пальто и беру со стола свой телефон и кредитку. Когда я смотрюсь в зеркало и поворачиваюсь к двери, то, наконец, замечаю пристально следящую за мной Кейти. Она сидит на своей кровати, скрестив руки на груди, и прожигает меня взглядом.

— Какого черта, Лив?

Поджимаю губы, но тщетно, смешок срывается с них.

— Ты изверг, знаешь? Я схожу с ума от любопытства, а ты еще и смеешься надо мной. Ничего смешного во всем этом нет!

— Я.. — выдыхаю. — Поговорим потом, ладно?

— Ловлю на слове. Иди уже к своему Ромео! — негодует Кейти, и я, коротко улыбнувшись, открываю дверь.

— Кити-кэт, Ромео был влюблен в Розалину, причем безответно, — произносит стоящий в дверях Остин. — После знакомства с Джульеттой прошло не больше суток, прежде чем он решил обвенчаться с ней, чтобы забыться. Так что, как по мне, Ромео был придурком. Не называй меня так. И молю, ознакомься с классикой школьной программы.

Мои губы невольно расплываются в улыбке, когда Кейт снова показывает брату средний палец.

— Ты готова? — интересуется Остин, протягивая мне свою руку.

Я несколько раз выдыхаю, а затем вкладываю в его руку свою. Он отворачивается от меня, смотря прямо перед собой, но я успеваю заметить, как уголок его губ дергается в подобии улыбки, и тоже невольно улыбаюсь.

***

Это. Просто. Восхитительно.

Зачарованно осматриваюсь вокруг, пытаясь не сойти с ума от эстетического великолепия, окружающего меня со всех сторон. Остин привел меня в маленький книжный магазинчик, подобный одной из декораций к американским фильмам про Великобританию.

Несмотря на непрекращающийся отвратительный дождь, хотя я уже успела убедиться, что иного в Манчестере ожидать нет никакого смысла, мы пешком добрели до Манчестерского собора, что заняло у нас порядка двадцати пяти минут. Все это время Стоун интересовался, не замерзла ли я, и держал над нами зонт, пока я держала его под руку. Он рассказывал мне о том, что город возник на месте кельтского поселения Мансенион, о восстановлении города после военных бомбардировок, о местном населении и, конечно же, о футболе. Мне, на удивление, было так спокойно, что я не заметила, как мы подошли туда, где, собственно, сейчас я и стою с открытым ртом.

Большие книжные стеллажи из темного дерева с резным орнаментом по краям полностью заполнены старинными книгами. Внимательно осматриваю взглядом их корешки и читаю названия. Нахожу «Гордость и Предубеждение», «Грозовой перевал», «Джейн Эйр».. Глаза разбегаются, а руки так и чешутся прикоснуться к этим произведениям искусства, но я представляю, сколько труда ушло на их реставрацию, поэтому из-за всех сил сдерживаю свой порыв и жадно пожираю их лишь пристальным взглядом.

Это невероятно.

Джо Голдберг40

, ты ли приложил к этому месту свою руку?

— Нравится? — интересуется Остин, дождавшийся, пока я пройду все стеллажи туда-сюда несколько раз подряд. Мне нравится, что он не давит на меня и не торопит. Что дает мне личное пространство, находясь близко, но при этом далеко.

— Очень. — Поворачиваюсь к нему с диким восторгом в глазах и с широкой улыбкой на губах. — Как ты нашел это место?

— Моя мама любила книги. Она собирала их по всему миру и привозила сюда.

— Так это… Магазин твоей мамы?

— Был. Отец продал его после ее смерти.

— Извини, я не знала. Как давно она умерла?

— Три года назад. И отец продал этот магазин практически на следующий день после этого.

Между нами повисает неловкое молчание. Остин пристально смотрит на меня, и я тяжело сглатываю, пытаясь подобрать слова. Его откровенность меня… удивляет.

— Это место напоминает тебе о ней?

— Да. Она вложила в него маленькую частичку своего большого сердца.

— А с отцом у тебя… натянутые отношения?

Остин грустно усмехается.

— Боюсь, что «натянутые» — слишком мягкое слово для тех отношений, что есть между нами. — Он делает шаг ко мне на встречу и произносит: — Прости, я привел тебя сюда не для того, чтобы рассказывать тебе о нашей семейной драме. Можешь взять любую книгу, какую захочешь. Или даже все.

— А владелец не будет против?

Отрицательно кивает головой.

— Даже не будешь его спрашивать об этом?

— Я не привык разговаривать сам с собой.

Вскидываю бровью.

— Что?

— И как же ты это провернул?

— Бенефициар41 в договоре.

— Ну, конечно, — улыбаюсь. — Я не могу взять эти книги, Остин.

— Почему?

— Это память о твоей матери.

— Нет, Мышонок. Память о ней здесь. — Показывает на сердце, а затем на голову. — И здесь.

Тяжело выдыхаю, и снова поворачиваюсь к книжным стеллажам.

— Я буду обращаться с ними как с самыми ценными вещами в целой вселенной, — с горящими глазами произношу я.