Тринадцать чёрных жемчужин

— Как я могу вас не помнить, — отвечала Эльче. И дня из минувших двенадцати учебных лет не прошло, чтобы она не вспомнила стройного, словно юное деревце, моряка, по каким-то важным делам навестившего когда-то усадьбу её отца. Единственного, кто видел Эльче настоящую — а не ту, кого хотели видеть все прочие, даже бесконечно любимые родители, даже упоённо почитаемый Учитель.

И она, узнавшая уже, что только правдивое слово имеет истинную силу, не стала таиться:

— Я о вас всегда помню.

Молодой моряк просиял, смутился, затем снова улыбнулся той самой улыбкой, по которой так вздыхала Эльче, и осмелился:

— Примите вот этот браслет в знак моих чувств. Здесь двенадцать жемчужин, мне довелось добыть их в полуденном океане. Жемчужин по одной на каждый год, что я храню глубоко в сердце счастье знать вас. Чёрный их цвет — глубина моего отношения, а сияние… вы знаете, о чём я.

Эльче по извечной своей горячности хотела говорить в ответ о том, как это взаимно, как взаимно! Но он бережно взял её руки в свои, безмолвно попросив внимания. Девушка удержала дрожь, удержала до поры встречные признания, посмотрела внимательно в самые замечательные на свете глаза.

— Мне скоро в новый далёкий поход. Он опасен. Но я надеюсь, вернувшись из него, предложить вам то, к чему стремлюсь всем сердцем, и получить самый желанный ответ.

Юная ведьма слушала, слушала!

Его губы коснулись её холодных пальцев:

— Если придёт вам тринадцатая жемчужина, значит, меня нет в живых.

Она хотела перечить, он поцеловал её доверившиеся ладони, прося ещё немного внимания. Она прищурилась, не давая пролиться слезам. Он улыбнулся, как тогда, когда подбадривал девочку на качелях не бояться взлетать в поднебесье.

— Давайте думать о лучшем, радость моя. Я вернусь сам, привезу сразу две, и будут к браслету у вас ещё и серьги. Комплект! — блеснул молодой моряк иноземным словом.

Ведьма улыбнулась: мыслимое ли дело — несозвучно ответить любимому?

— Без вас я лишь часть целого. Возвращайтесь.

Но на следующую осень, в самый листопад, вестовой привёз ей тринадцатую жемчужину.

Эльче дополнила браслет, и более с ним не расставалась.

Миновало ещё десять листопадов, одиноких, преисполненных работы, работы, работы. Иногда ведьма думала, что одиночество в людской гуще — верная дорога к сумасшествию, но рассудок почему-то всё-таки остался с нею. А потом появился Марек. Он принял Эльче всю, со всем её молчанием о прошлом, и вообще — с молчанием. С ночными побудками к роженице или недельным отсутствием из-за гнилого мора в дальних провинциях. Он любил её со всеми её старыми и свежими шрамами не только на руках, но и по всему телу — а как ещё ведьме добыть капельку везения тем, кто приходит за ним? Цена любой удачи — чья-то кровь, но настоящая ведьма никогда не прольёт чужую. Потому избраннику капризной фортуны на пике радости стоит вспомнить, что в этот же самый момент кому-то в мире очень больно — и с тихим «спасибо» пожелать ему добра. Всякий же страдалец да утешается — благодаря ему кому-то в мире сейчас очень хорошо, и однажды будет на месте его.

Ведала с Мареком и счастье Эльче — стать матерью и быть ею. Хорошим мужем был он и хорошим отцом, и когда раздался зов Вечного Стража, с печалью проводила Эльче Марека за единую для всех нас Дверь.

А теперь пришёл и её черед отправляться в бесконечную дорогу. Мягко согревали запястье тринадцать чёрных жемчужин, легко касались их усталые пальцы с коротко остриженными ногтями — это только в сказках у ведьмы длиннющие когти, а у настоящей, рабочей — и руки рабочие…

«Жди меня, Льен, скоро встретимся, родной», — Эльче опустила веки, привычно вызывая перед собой его, светлого, полного сил и радости, спешащего к ней навстречу…

Поэтому, когда Льен вошёл в её комнату, ведьма подумала, что всё-таки и не заметила, как шагнула в Дверь.

— Нет, радость моя, туда мы шагнём рука в руке, и только так!

Где дребезг старого тела, где изнеможение? Нет их! Ясной птицей взлетела женщина, прильнула, обвила, вслушалась в сердце мужчины. Всё то же, юное, сильное, всё то же…

— Мы приняли бой с пиратами, нас обстреляли, рядом со мною взорвался снаряд. Меня приняли за мёртвого, вместе с другими погибшими отправили к русалкам, но морские девы вернули душу из-за Двери, дали новую плоть. Но за то время здесь минули долгие годы, радость моя, я узнал, что ты замужем, что родила чудесное дитя…

— Как ты жил, родной?

Льен посмотрел Эльче прямо в глаза, как и всегда — никогда не хотел ей врать, ни в чём.

— Очень далеко отсюда. Она была доброй хозяйкой моему дому и нежной матерью моим детям.

Эльче снова прильнула к любимому:

— Спасибо ей, спасибо ей, что все эти годы заботилась о тебе, берегла тебя. Ты знал с нею радость общей тишины, это до сих пор в твоих глазах… А нам с тобою покоя не видать, милый. У нас кочевье и кочевье, и только иногда, ненадолго, прижиться где-то — и снова в путь…

— А ты собралась?

Юная Эльче улыбнулась задорно, перехватила широким походным поясом талию. Вскинула на плечо небольшую котомку:

— Да.