Тринадцать гостей. Смерть белее снега

Олениха не находила своего спутника. Тревожные настали времена! На прошлой неделе тоже сгинул крупный рогач. Но олениха не стала лить слезы, она тревожилась главным образом за собственную безопасность. Ей было невдомек, что нынче, в отличие от вчерашнего дня, ей уже ничего не грозит и еще много месяцев можно жить спокойно.

Зато непосредственно в Брэгли-Корт жизнь полностью изменилась. Даже улыбчивые лица помрачнели, звонкие голоса сменились угрюмым перешептыванием. Никто из гостей не уехал, поскольку неписаный закон принуждал их хранить верность данному слову, однако воскресенье выдалось на редкость безрадостное. Оставалось одно – дожидаться утра понедельника, обещавшего освобождение.

И все же кое-кого распирало от невысказанного облегчения. Драматический прилив схлынул, и ничто больше не указывало на близость нового шторма, сулившего утопленников. Сэр Джеймс Эрншоу, чуткий к любому дуновению, боясь осложнений для себя, уже питал надежду на смерть своего прошлого вместе с теми, кто прежде поддерживал в этом постылом прошлом жизнь. Тайной владел теперь один Кендалл – но занимало ли его прошлое Эрншоу? «Слава богу, я не попал на растерзание к Балтину!» – думал Эрншоу. Это утешало его и хоть как-то позволяло пережить то обстоятельство, что на растерзание к нему самому не попала Энн.

Еще одной гостьей, чье сердце билось теперь спокойнее, была Зена Уайлдинг. Она искала у себя в душе жалость к человеку, пытавшемуся дурачить ее, а теперь утратившему эту способность, но ничего на находила. Не исключалось, что необходимость или журналистская прыть заставят Зену выложить все как на духу. Ее могли ждать неприятные деньки, и, проснувшись однажды утром, она могла прочитать в газетном заголовке свое имя. Но, беседуя с Кендаллом, Зена уловила в его манере симпатию к ней. Даже Балтин однажды пренебрег своим профессиональным цинизмом и одарил ее почти искренней улыбкой!

Но больше всего Зену порадовали сами Эйвлинги. Оставшись наедине с женой, Эйвлинг сказал:

– Теперь я вряд ли дам денег на эту пьесу, дорогая.

– Почему же? – удивилась леди Эйвлинг. – Я слышала, как мистер Роу обещал содействие, если постановке поспособствуешь ты. – Немного помолчав, она добавила: – Мы с тобой всегда были храбрецами. Эйвлинги не пасуют перед опасностями.

Вскоре леди Эйвлинг отправилась к Зене и обнадежила ее: деньги будут.

В гостиной Эдит Фермой-Джонс пробормотала:

– Улики, конечно, указывают на самоубийство, но имеют право на существование и другие версии.

– Какие? – спросил Роу.

– Ты не хочешь чем-нибудь заняться, Рут? – тихо обратилась к дочери миссис Роу. – Ты не устала просто сидеть?

– Никого не насторожило столь внезапное исчезновение миссис Чейтер? – обратилась писательница к присутствующим.

– Думаете, это совершила она? – недоверчиво произнес Роу. – Но как? – Спохватившись, что повысил голос, он продолжил гораздо тише: – Каким образом? Она весь день мозолила нам глаза! А стеклянная пробирка? – Роу повернулся к Балтину, наблюдавшему, как Пратт раскладывает пасьянс. – Что побудило вас залезть в шляпу, Балтин?

– Семерка поверх восьмерки треф, – сказал Пратту журналист.

– Какая догадливость! – не унимался Роу. – Как вы до этого дошли?

– Не мешай им, дорогой, – шепнула мужу миссис Роу. – Принесешь карты, Рут? Люди беседуют, а они раскладывают пасьянс…

– Я тоже так могу, когда ты болтаешь, – отозвался Роу. – Если Балтин не желает отвечать – не надо.

– Где твой туз? – спросил Пратта Балтин. – Я застал Тейверли за тренировкой: он бросал в шляпу шарики для пинг-понга. Клялся, что ни один из двенадцати шариков не пролетел мимо цели, и это правда. Потом взял шляпу и спросил: «Что это за подкладкой?» Там была сигарета. Почему не валет? «Дерезке майнор» с кончиком цвета слоновой кости, такие курил Чейтер. Шляпа была, похоже, чейтеровская. «Он держал под подкладкой разные предметы? – удивился Тейверли. – Уж не его ли эта шляпа? В пятницу перед ужином ее не было на вешалке…» Я же говорю, с валетом было бы совсем другое дело!

Балтин впервые рассказывал эту историю. Недаром инспектор сделал вывод, что он следует в своих размышлениях собственной тропой.

– Впечатляет! – признал Роу, моргая. Пратт тем временем собрал карты и снова стал их тасовать. – Как вы поступите со своей картиной, Пратт?

– Надеюсь, с мисс Роу мне повезет больше, – ответил тот.

– Святая правда! Но ведь первая у вас мисс Эйвлинг?

Пратт пожал плечами:

– Возможно – если удастся справиться с неприятными воспоминаниями. И если мне больше не помешает свихнувшийся дворецкий.

– Где там! Его, кажется, увольняют?

– Вместе с красоткой-горничной, из-за которой случилась беда, – улыбнулся Пратт.

– Ее тоже?

Кивнув, он стал раскладывать карты.

– Я понял, – произнес Роу. – Она согласилась вам позировать?

– Она согласилась стать женой Томаса Ньюсана, – ответил Пратт. – Когда мы, мужчины, попадаем в беду, наши женщины становятся противоестественно привязчивыми. Даже миссис Чейтер повредилась рассудком из-за своей неспособности возликовать по случаю смерти мужа.