Тринадцать шагов вниз

Он неплохо зарабатывал в «Фитераме» и мог позволить себе такую квартиру. Телевизор, видео и DVD-проигрыватель были куплены в кредит, как и большинство кухонных принадлежностей, но, по словам Эда, так поступали все. Микс заплатил за белый ковер и серый твидовый костюм наличными, а еще, поддавшись импульсу, но ни разу не пожалев об этом, купил мраморную статуэтку обнаженной девушки. Рамки для фотографий Нериссы были хромированы под цвет телевизора. На книжных полках из черного ясеня он хранил коллекцию книг о Реджи: «Риллингтон-плейс, 10», «Джон Реджинальд Холлидей Кристи», «Легенда Кристи», «Убийство в Риллингтон-плейс» и «Жертвы Кристи». А также DVD-фильм Ричарда Аттенборо «Риллингтон-плейс, 10». Возмутительно, думал он, Голливуд только и делает, что снимает римейки, а ни разу не вспомнил об этом фильме. Фильме, который он так часто пересматривал. Ричард Аттенборо был великолепен, это бесспорно, но совсем не походил на Реджи — тут нужен актер повыше, с резкими чертами лица и горящими глазами.

Микс любил помечтать о том, что когда-нибудь станет знаменитым — благодаря либо Нериссе, либо своим исключительным знаниям о Реджи. Уже, наверное, никого не осталось в живых — даже Людовика Кеннеди, написавшего ту самую книгу, — кто знал бы о Реджи больше его. Возможно, это его миссия — возродить интерес к Риллингтон-плейс и ее самому знаменитому обитателю, несмотря на то что после сегодняшнего неприятного открытия перспективы казались туманными. Ничего, он решит эту проблему. Возможно, сам напишет книгу о Реджи без всяких идиотских спекуляций о гнусном извращенце. Его книга привлечет внимание к убийце, как к художнику.

Было уже почти шесть вечера. Микс налил себе любимый напиток. Он сам придумал его и назвал «Удар каблуком», поскольку тот быстро ударял в голову. Странно, что никто не разделял его любви к смеси двойной порции водки, стакана «Совиньона» и столовой ложки «Куантро» со льдом. У него в холодильнике всегда полно льда. Но Микс успел сделать всего глоток, когда запищал мобильный.

Звонила Колетт Гилберт-Бамберс. Сообщила, что сломалась беговая дорожка и ее нужно срочно починить. Возможно, ничего серьезного, но кто знает? Муж уехал, а ей пришлось остаться дома, поскольку она ждет важного звонка. Микс понимал, на что она намекает. Быть влюбленным в свою далекую звезду, свою леди и королеву, не означает, что он не может позволить себе некоторых развлечений. Когда-нибудь они с Нериссой будут вместе, и все изменится. А пока…

Микс с сожалением поставил «Удар каблуком» в холодильник, но встреча важнее. Почистил зубы, прополоскал рот жидкостью, чем-то похожей по вкусу на его любимый коктейль, и спустился вниз по лестнице. Находясь в доме, невозможно понять, какая погода и светит ли солнце. Здесь всегда холодно и тихо. Всегда. Не слышно звуков с Хаммерсмит и Сити-лайн, с Лэтимер-роуд или Лэдброук-гроув. Шум доносился только с Вествей, но если не знать, что это машины, то не догадаешься. Звук был похож на плеск волн, набегающих на берег, или на шум раковины, прижатой к уху. Просто тихий непрерывный шум.

С некоторых пор Гвендолин могла читать мелкие буквы только через лупу. Увы, большинство книг, которые ей интересны, были напечатаны именно таким шрифтом. Очки не помогали, когда она брала в руки «Провозглашение и падение Римской империи» и «Миддлмарч» Джордж Элиот, изданные в девятнадцатом столетии.

Как и ее спальня, кабинет прятался в глубине дома, два подъемных окна выходили на улицу, а французские двери — в садик. Гвендолин любила читать на диване с темной обивкой, на спинке которого возвышался оскалившийся дракон из красного дерева. Хвост его спускался на подлокотник, а голова смотрела в черный мраморный камин. Вся мебель была выдержана в подобном стиле — резная, с бордовой или темно-зеленой бархатной обивкой, но некоторые предметы были из темного мрамора с прожилками на блестящих ножках. На стене висело огромное зеркало, обрамленное позолоченными листьями и фруктами, которые потускнели от времени и пыли.

Французские двери вели в садик, который сейчас утопал в мягком вечернем свете. Гвендолин по-прежнему видела его таким, каким он был однажды, — лужайка, похожая на зеленый бархат, цветущий бордюр, аккуратные деревья с роскошными кронами. Вернее, она хотела бы его таким видеть, что вполне достижимо, если ухаживать за ним каждый день. Она не замечала, что трава на лужайке по колено, клумбы заросли сорняками, на деревьях множество сухих ветвей. Мир печатного слова был важнее комфорта и уюта.

Временами память оказывалась сильнее книг. Тогда Гвендолин ложилась на кровать, смотрела на желтоватый потолок с паутиной по углам, на пыльную люстру, размышляла и вспоминала.