Тринадцатая редакция. Напиток богов

Алиса и дедушка вступали под тёмные гулкие своды, проходили через пахнущий плесенью и кошками подъезд, выбирались на воздух и оказывались пленниками замка: двора без единой арки. Дверь за спиной со стуком захлопывалась. Алиса зажмуривалась, вертелась вокруг своей оси, раскинув руки, а когда открывала глаза — не понимала, с какой стороны они вошли в этот двор, и тут ей становилось по-настоящему страшно. Алиса и дедушка измеряли двор шагами, прикидывая, не будет ли им слишком тесно в этой камере. Находили, что будет тесно, и очень скоро. И начинали планировать побег. Алиса подбегала к двери, которая, как ей казалось, привела их сюда, распахивала её — но не видела сквозного прохода. Только щербатые высокие ступеньки уходили вверх, в темноту. Следующая дверь. Следующая. Страх — всамделишный, ледяной, а не газированный — сковывал движения. Пути назад не было.

«Такой эффект. Внутрь можно войти, а наружу — уже нельзя. Придётся нам куковать тут вечно», — говорил дедушка.

«Как же жители попадают домой с улицы?» — испуганно спрашивала Алиса.

«Они влезают через окошко первого этажа, с той стороны дома. Поэтому всегда носят с собой приставную лестницу. Вот ты берёшь с собой приставную лестницу, когда выходишь из дома?»

«Не беру. А если постучать по подоконнику — нам спустят лестницу?»

«Нет. Они скажут — уходите, как пришли, а не то мы спустим собаку».

Наконец, дверь, ведущая в ещё один сумрачный двор — находилась. Там уже поджидала новая история. В этом дворе свершилось кровавое убийство — из мести, конечно. Имени мстителя, так же, как имени жертвы дедушка не помнил — давно это было. Но двор ничего не забыл: стоило войти в подворотню и крикнуть, даже совсем тихо — и стены возвращали, усилив многократно, последний крик человека, умершего здесь не своей смертью.

В следующем дворе, как фикус в цветочном горшке, теснился огромный дуб, а может быть и ясень. Казалось, что скоро дерево поднимется над крышами, заполнит собой всё пространство двора, но не прекратит расти, а остановится только, когда опутает корнями весь мир. Про это дерево дедушка рассказывал разное. То будто бы на его ветках жила такая умная белка, которая таскала записки от одного жильца, жившего на самом верхнем этаже, к местному дворнику, который жил почти в подвале. Это была очень тайная переписка, и хитрая белка ни разу не попалась со своей важной депешей. То выяснялось, что белка была скорее не белкой, а котом, просто с очень пушистым хвостом. Кот никому не прислуживал, зато умел мяукать третью часть фортепианной сонаты Шопена, известную также как Похоронный марш, аккурат за три дня до того, как кому-то в этом дворе предстояло умереть. То дедушка бил себя по лбу и говорил: «Не было кота, не было белки, это вообще в другом районе случилось. А поспорил как-то один заезжий цирковой гимнаст с местным о том, кто из них выносливее. И не нашли они ничего лучше, чем повиснуть вверх ногами на этом самом дереве, где-то на уровне второго этажа, чтоб не мешать жильцам ходить внизу. Один-то повисел-повисел, потом увидел в окне красивую девушку, залез к ней, и стали они жить долго и счастливо. А второй был упрямый. Девять суток висел, пока за ним на „Скорой“ не приехали. Но он от помощи отказался. Полежал немного под деревом, встал на ноги, сказал, что понял всё — и ушел. И из гимнастов, и вообще из города. Пешком ушел. Больше его никто не видел».

Алиса всегда хотела спросить — ел ли этот гимнаст что-нибудь, пока висел? И — самое главное — ходил ли он в туалет? Но из тесной кадки с легендарным деревом дедушка уже вёл её за руку в другой двор, где белыми розами благоухал крошечный садик. В самом центре садика стоял мраморный памятник какой-то девочке, по виду — не старше самой Алисы. Дедушка говорил, что девочка эта в блокадную зиму пошла искать пропавшего брата, и не нашла, а только сама замёрзла. Жители дома похоронили её прямо во дворе, а после войны памятник поставили — очень уж она хорошая была. А брат нашелся через два дня. И до сих пор живёт в этом дворе, за цветами ухаживает. Тогда-то Алиса и поняла, что все беды с девочками происходят именно из-за братьев.

Но самый главный двор дедушка припасал напоследок. Они попадали в него всякий раз по-разному, и Алиса никогда не могла угадать, когда же вместо очередного крошечного дворика перед ними раскинутся вольные просторы. Казалось, что этот двор путешествует по городу, как плавучий остров, сегодня он тут, завтра — там. И нет у него постоянного адреса, а дедушка, как опытный мореход, чувствует подошвами течения, которые прибивают непоседливый двор к берегу то одного, то другого района.

В центре плавучего двора стоял двухэтажный заброшенный домик. Штукатурка на нём обвалилась, на крыше росли какие-то сорняки. Дедушка подводил Алису к домику, и они по очереди заглядывали внутрь сквозь разбитое окно. Осторожно-осторожно, чтобы не потревожить Мёртвого Хозяина. «Знаешь ли, Алиса, что говорят про этого Мёртвого Хозяина?» «Знаю. Ты сто раз рассказывал. Но расскажи ещё, пожалуйста!»