Тринадцатая сказка

Я очень сожалею о том, что случилось. Я не хотела никому причинить боль. Должно быть, я сошла с ума. Когда я смогу вас увидеть? Мы все еще друзья?

Маргарет

Ладно, пусть будет так.

Пришел доктор Клифтон. Он послушал ритмы моего сердца и задал ряд вопросов:

— Бессонница? Нерегулярный сон? Ночные кошмары? Я трижды кивнула.

— Так я и думал.

Он сунул градусник мне под язык, после чего встал со стула и подошел к окну. Стоя ко мне спиной, он спросил:

— Какие книги вы читаете?

Я не могла внятно ответить из-за градусника во рту.

— Вы читали «Грозовой перевал»?

— Угу.

— А «Джен Эйр»?

— Угу.

— «Чувство и чувствительность»[19]?

— Угу.

Он обернулся и посмотрел на меня очень серьезно.

— И, надо полагать, вы прочли эти книги не по одному разу?

Я кивнула; он нахмурился.

— Перечитывали многократно?

Еще один мой кивок; морщины на его лбу стали глубже.

— Начиная с юного возраста?

Его вопросы меня озадачили, но, поскольку они задавались с самым серьезным видом, я сочла нужным кивнуть еще раз.

Его глаза под темными бровями сузились в щелки. Я уже не сомневалась в его способности так запугать пациента, что тот срочно пойдет на поправку лишь ради того, чтобы скорее избавиться от доктора.

Он склонился надо мной, чтобы взглянуть на показания градусника.

Вблизи люди выглядят не так, как на расстоянии. Темные брови остаются темными, но теперь вы можете разглядеть в них отдельные волоски, оценить их толщину и густоту. Самые крайние и самые тонкие, почти невидимые волоски тянулись от его бровей в направлении висков и ушных раковин. В порах кожи густо чернели точки пробивающейся щетины. А вот и это: чуть заметное колебание ноздрей и подергивание в уголках рта. До сих пор я воспринимала эти мимические спазмы как признак строгости и высокомерного отношения к собеседнику — в данном случае ко мне; однако теперь, увидев его лицо всего в нескольких дюймах от своего, я подумала: а вдруг это нечто иное? Возможно ли такое, что доктор Клифтон втайне надо мной смеялся?

Он извлек градусник из моего рта и, скрестив на груди руки, объявил диагноз:

— Вы страдаете от хвори, которой подвержены многие впечатлительные и романтически настроенные леди. Основными ее симптомами являются частые обмороки, хроническая усталость, отсутствие аппетита, подавленное настроение. С одной стороны, случившийся кризис вполне можно объяснить склонностью к прогулкам по болоту под ледяным дождем при отсутствии надлежащих водонепроницаемых средств защиты, но глубинную причину этого следует искать в какой-то эмоциональной травме. К счастью, в отличие от героинь ваших любимых романов, ваш организм не был ослаблен лишениями, характерными для жизни в прежние, более суровые и менее здоровые столетия. Вы не страдали с юных лет ни от чахотки, ни от полиомиелита, ни от букета различных заболеваний, порождаемых антисанитарией. Посему у вас есть шанс остаться в живых.

Он посмотрел мне прямо в глаза, и я не смогла отвести взгляд, когда он строго произнес:

— Вы плохо питаетесь.

— У меня нет аппетита.

— L'аррetit vient en тапgеапt.

— Аппетит приходит во время еды, — машинально перевела я.

— Совершенно верно. Аппетит к вам вернется, но вы должны будете проделать свою половину пути ему навстречу. Вы должны захотеть, чтобы он вернулся.

Теперь настала моя очередь хмуриться.

— Курс лечения несложен: хорошее питание, отдых и еще вот это… — Он сделал запись в своем блокноте, а затем вырвал страницу и положил ее на столик у кровати. — При неукоснительном соблюдении режима слабость и хроническая усталость пройдут в течение нескольких дней.

Он убрал в саквояж свое хозяйство и встал, готовясь уйти, но в последний момент обернулся.

— Я еще хотел спросить о снах, которые вас беспокоят, но если вы не желаете беседовать на эту тему…

Я взглянула на него холодно.

— Не желаю.

— Что ж, так я и думал.

Уже в дверях он попрощался со мной взмахом руки и был таков.

Я потянулась к столику за рецептом. Энергичным размашистым почерком на листке было написано: «Сэр Артур Конан Дойль. Рассказы о Шерлоке Холмсе. По десять страниц дважды в день вплоть до окончания курса».

ДЕКАБРЬСКИЕ ДНИ

Следуя указаниям доктора Клифтона, я провела два дня в постели, ела, спала и читала Шерлока Холмса. Правда, я сразу должна сознаться в передозировке предписанного лекарства: я глотала рассказ за рассказом, и уже на второй день Джудит была вынуждена принести мне из библиотеки новый том Конан Дойля. После моего коллапса она неожиданно подобрела и стала более общительной. Я догадалась, что эта перемена была вызвана не столько ее сочувствием больному человеку — хотя она мне, безусловно, сочувствовала, — сколько тем обстоятельством, что отныне присутствие в доме Эммелины перестало быть тайной, и экономка могла свободнее выказывать свои чувства, не сдерживаясь из опасения случайно проболтаться.

— Она вам ничего не говорила насчет тринадцатой сказки? — однажды спросила она.

— Ни слова. А вам?