Тринадцатый год жизни

Но пирамида эта осталась в Стеллином воображении.

— Поговорила? — в палатку просунулась отцова голова. — Тогда помчали, у нас билеты в кино!

Не было билетов! Билеты они купили с рук. И, уже сидя в темноте зала под старательное веселье какого-то киножурнала, отец наклонился к её уху и прошептал:

— Когда начинаешь сомневаться, главное — не делать паузы. И решение придёт само! — потом обнял её за плечи, тихонечко тряхнул сильной своею рукой.

А тут, слава богу, и кино началось.

Главное — не делать паузы…

Утро, день и вечер

Белорусская дорога считается из подмосковных железных дорог самой живописной. Здесь очень скоро начинаются леса, пустынные холмы и прочие необжитые пространства. И деревья стоят по холмам серьёзные такие — словно бы ратники, уходящие на битву… Среди жёлтых берёз ёлки проступали особенно заметно, как воеводы. А вообще по Белорусской всё больше лиственные леса — дело ведь идёт к югу и западу.

Они сели в поезд, конечно, не так рано, как собирались: они проспали. Словно кто их опоил. Стелла проснулась и обнаружила, что половина первого урока уже миновала. Ничего себе!

Ну что делать! Вскочили, умылись, поели, схватили такси, купили билеты, когда до отхода оставалось четыре минуты, плюхнулись. Тут поезд и тронулся… Вот это жизнь!

И ни словом не вспомнили они школу и Нину.

— Давай в окна смотреть! — сказал отец, и сам уже повернулся к окну. Чуть ли не носом к нему прижался, как первоклассник.

Смотреть из поезда в окно, по правде говоря, довольно-таки пустое занятие. Кажется, видишь много, а на самом деле всё лишь мелькает мимо глаз. Кто назначал свидания в метро, тот знает это ощущение: стоишь перед эскалатором, а на тебя лица, лица, лица! Только там утомляет, даже голова начинает кружиться. А здесь — всё спокойно, бездумно. Так бы целый век и смотрел.

С этой весёлой пустотой в голове Стелла и её отец вышли из поезда, скоро миновали край посёлка и углубились в лес. Глядь — они на дне крутого оврага, и, пока выбирались наверх, отец здорово упарился под своим рюкзачищем, да с палаткой в зубах.

Потом сидел в корнях здоровенной сосны, курил сигарету. Солнце светило, и Стелла вдруг заметила, что он здесь очень на месте — среди леса, среди перепутанных веток. Гора вот, например, на месте в своём дачном кабинете, около чертежа. А отец именно здесь. Он, как бы сказать, был в лесу свой человек! Даже свой парень!

— И чего ты смотришь? — спросил он.

— Смотрю, и всё…

Пошли дальше. Стелла впереди, а отец сзади, крепко держа её за локти. И через некоторые ямки или корни он её почти переносил по воздуху. А когда шли по ровному месту, он прятал нос в её волосы. И Стелла ни разу не отстранилась и не вздрогнула.

Неожиданно они вышли на обрывистый берег реки. Деревья уступали здесь несколько метров, давая травянистое пространство для их будущего лагеря. Дальше шёл крутой спад, а внизу узенький пляж и вода.

Они побросали вещи, начали ставить палатку. И за этой вознёй не заметили, что солнце поднялось в самую верхнюю свою точку. Лучи его были тяжелы, как случается только в жаркие дни сентября. Клонило в сон, в молчание. И вроде бы время чего-нибудь поесть. Но есть совсем не хотелось.

Вдруг отец сказал:

— Ну, слабо нам окунуться? Ты купальник взяла?

Купальник она взяла, но всякому известно, как холодна в сентябре вода Подмосковья, несмотря на теплую погоду. И давно уже миновал день второго августа, когда «олень рога в воду опустил». То есть, по старым деревенским обычаям, запрет на купания, а это уж недаром, наверно.

Отец выслушал её невнятные бормотания про оленя:

— Ну так ты взяла купальник-то, деревенская? Тогда марш в кусты!

Потом осмотрел её довольно бесцеремонно:

— Вполне красивая дочь! А у тебя шапочки резиновой нету?

— Я волосы вообще мочить не собираюсь, — трусливо сказала Стелла, предчувствуя недоброе.

— А-а… понятно… Закройте на минуточку глаза.

Секунду она неуверенно стояла в полной темноте, лишь солнце старалось пролезть сквозь ресницы. А потом… Стелла завизжала, начала бить по воздуху руками-ногами, да поздно. Она уже летела где-то под небесами.

— Сиди же ты! — кричал отец. — Шею старику сломаешь!

— Немедленно отпусти! — кричала Стелла. — Сейчас так получишь! — Она сидела у него на плечах.

— Говори-говори, я же ничего не слышу. Ты же меня за уши ухватила.

А сам потихоньку спускался с обрыва.

— Отпусти, хуже будет!

Но, по-честному, ей и самой не хотелось слезать с его плечей. Так здорово было сидеть на них, и толкаться пятками в его бока, и так смешно было держать его за уши.

— А у тебя лысина начинается!

— Таких вещей тем более не слышу. Но ты, Стелка, за них поплатишься!

Он уже стоял у самой воды, дух переводил. Стелла поёрзала немножко, теперь ей действительно пора было слезать. Отец сделал осторожный шаг в воду:

— Господи! Холодна, как злодейство!

— Перестань! — пролепетала Стелла. Она чуяла, что он затеял, и всё же не могла поверить!

Отец шёл всё дальше в реку. Уже по пояс.

— Ну так что? Будем слезать?

Она молчала. Зашёл ещё глубже. Вода была уже ему по грудь, и Стелле даже пришлось поджать ноги.