Триумф

— Молчать и слушать. Вы, пострадавший, мне ужасно надоели. Более того — вы мне ужасно несимпатичны. Я бы вас с удовольствием выбросил в окно, но, к сожалению, не имею такого права. Поэтому я забуду ваш оскорбительный тон и даже дам один полезный совет. Если Косарева промышляла в городе клофелином, то должны найтись и другие пострадавшие.

— Я навел справки — заявлений не поступало, — встрял Николай Николаевич.

Петров кивнул:

— Правильно, и поступать не могло. Обычно клофелинщицы делают компрометирующие снимки своих жертв. Чтобы потом, в случае чего, шантажировать. Эти фотографии они хранят достаточно долго. А поскольку взяли мы Косареву внезапно, она вряд ли могла замести следы. Организуйте срочный обыск у нее на городской квартире, а я позабочусь о «малине» в Радужном.

Сергей повернулся к Николаю Николаевичу:

— Ты слышал, бездарь, как следует работать? Шевелись, нам срочно в город. А вам спасибо, товарищ Петров, огромное спасибо. И еще у меня к вам будет личная просьба.

— Пока не за что, — буркнул тот. — Слушаю вашу личную просьбу.

— Если вы припрете эту гадину к стенке, я не буду требовать ее расстрела на месте. Я ведь не злой. Пусть только деньги отдаст, и я тут же заберу заявление. Не было ресторана, клофелина не было, и меня не было, лоха последнего, который на это все попался. Скажете ей, а? Петров, сделай это, прошу тебя. Я не забуду. Не берешь взяток — и отлично. Я тебе вместо взятки машину подарю. Хорошую. «Жигули». Да?

Сергей с Николаем Николаевичем вышли, но прежде чем закрыть дверь, Сергей еще раз просунул в кабинет голову и с заговорщицким лицом подмигнул. Петров, оставшись один, еще несколько секунд смотрел на дверь и вдруг разразился смехом:

— Нет, они меня с ума когда-нибудь сведут, эти коммерсанты. «Жигули!» Был бы «мерс» предложен, я бы еще подумал. И может быть, поступился бы принципами.

— Доченька, это я. Как ты там? — позвонил Юрий Владимирович Диане.

— Стандартно — лучше всех. Говори, как у вас с мамой. Не случилось очередное роковое недоразумение? Мама не застала тебя в спальне в момент осуществления искусственного дыхания очередной беременной блондинке?

— Беременная красотка мне, к счастью, не попадалась. Но тут каждую минуту происходит такое, что впору переписывать финал моего синопсиса… О, проклятье! — Юрий Владимирович запнулся. — Извини, я только что вспомнил, что синопсис уже не мой. Знаешь, я всегда был равнодушен к деньгам и абсолютно в этом согласен с Омаром Хайямом: «Горсть мусора получит тот, кто кошелек мой украдет». Но этот мерзавец Игорь украл что-то большее — часть меня самого. И что самое страшное — я никогда уже не смогу доказать, что он — вор.

Диана весело сказала:

— Знаешь, папуля, а тебе ничего и не придется доказывать. Меня вдруг посетила гениальная идея. Ты больше не будешь поднимать этот вопрос в издательстве. Ты просто напишешь первую главу и отнесешь ее Петру Алексеевичу.

— Не совсем понимаю ход твоей мысли, — переспросил Юрий Владимирович.

— Все очень просто, папуля. Я читала опусы этого Игоря. Графоман такой, что пробы ставить некуда. Твоя же проза сама за себя скажет. Издателю одного взгляда будет достаточно, чтобы понять, кто вор!

Юрий Владимирович обрадовался:

— Так что же получается? Горсть мусора получит тот, кто мой синопсис украдет? Дианочка, ты — гений. Ты вернула мне жизнь одной фразой.

— Ну-ну, пап, не преувеличивай. Я всего лишь дочь гения, — скромно ответила Диана.

Толик торопливо набрал номер:

— Это я. Крокодила повязали… Хату обыскивали — сам видел. Чуть не попалился… Понял… Понял.

Отключив телефон, он рванул с места. Доехав до здания милиции, припарковался сбоку, не особенно светясь. Из здания выбежал милиционер, подошел к Толику, дружески пожал руку и что-то быстро сказал.

Толик, проводив милиционера глазами, снова позвонил:

— Это я. Узнал, у меня кум в ментах служит… Нет, не проболтается. Ему невыгодно. Взяли нашу Косареву. Толком непонятно по какому делу. Но она у них… Гости все еще тут. В детдоме… Что-о-о? Повторите, не понял… Как это всех?… Это… это уже совсем другие деньги. При всем уважении… Мне же когти рвать придется. И возможно, навсегда… Деньги и документы должны быть в порядке. При всем уважении… Не пугаю, а предупреждаю.

Ольга Алексеевна просматривала тексты к передаче.

— Ольга Алексеевна, мы все разобрали, кроме ваших кассет. Они в шкафу. А вот одна неподписанная. Лежала без коробки на стопке эфирных кассет, — подбежал к ней ассистент.

— Неподписанная? Без коробки? Не может быть!

— Вот и я думаю, это на вас вообще непохоже.

— Спасибо, Сашенька, оставь ее здесь. Я посмотрю и подпишу.

Заглянул Михаил.

— Здравствуйте. Это ничего, что я вас отвлекаю? — спросил он.

— Что вы, Миша… Ой, извините за фамильярность.

— Зачем извиняться? Я Миша и есть…

— Тогда я — Оля, без отчества. А на брудершафт мы с вами позже выпьем, правда же?

— Обязательно. Я пришел, чтобы рассказать… Так вышло, что вы для меня сейчас самый знакомый человек, если можно так выразиться.