Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина. Книга 2. Часть 1

Какие все мы, живущие на одной планете, разные! Но оказалось, что уже в то время, когда превалирующее значение имела военная мощь государства, можно было договариваться о чем-то существенном… Как долго постигало человечество эту простую истину и необходимость!

После подписания пакта обе делегации, как обычно, сфотографировались. Затем отдельно — Сталин с Мацуокой, полу-обнявшись. На фотографии — довольное лицо Сталина: ’’важный шаг по недопущению войны на два фронта”. Сияет и Мацуока: такая фамильярная поза с одним из самых могущественных людей на планете! Кавалер ордена Священного Сокровища, подписав пакт, считал, что развязал Японии руки в ’’великом восточно-азиатском пространстве”. Мацуока действовал в соответствии с принципами известного меморандума Г. Танаки, представленного им императору Хирохито еще в 1927 году. Меморандум ставил целью поэтапное завоевание ’’великого восточно-азиатского пространства”. Сталин знал об этом плане японских милитаристов. Но выбора у него и здесь не было: болела голова от одного упоминания о Гитлере. Ради того чтобы ослабить устремления японцев на советский Дальний Восток, можно было обняться и с Мацуокой.

Мацуока вечером ночным поездом отбывал на родину. Когда до отхода эшелона осталось несколько минут, неожиданно на вокзал, в окружении многочисленной охраны, приехал попрощаться сам Сталин, чем поверг японского министра в полное изумление. Советский лидер, пожимая руки японцам, вновь повторил, что придает большое значение подписанному пакту, как и принятой одновременно Декларации о взаимном уважении территориальной целостности и неприкосновенности Маньчжоу-Го и Монгольской Народной Республики. Сталин улучил мгновение, чтобы высказать любезности и провожавшим Мацуоку немецким дипломатам. Зная о неподготовленности страны к войне, Сталин готов был говорить, встречать и провожать кого угодно, лишь бы это работало на сдерживание сил войны.

Хотя были заключены пакт о ненападении и договор о ’’дружбе” с Германией, Сталин видел — тучи войны сгущались. Он понимал, что война неизбежна, и одновременно отказывался верить, что она так близка. Находясь в плену этих двух постулатов, Сталин все время повторял: ”Не поддаваться на провокации!”, ”Не дать себя спровоцировать!”, ’’Быть выше провокаций!”. В конце концов в Берлине хорошо поняли линию Сталина на выигрыш времени и стали вести себя еще более нагло. Например, с начала 1941 года десятки немецких самолетов систематически нарушали границы СССР, углубляясь все дальше в его воздушное пространство. Даже если летчиков принуждали к посадке, экипажи и машины неизменно быстро передавали немецкой стороне. Когда, например, незадолго до начала войны наши пограничники сбили нарушивший границу немецкий самолет-разведчик, повлекший гибель двух фашистских летчиков, Сталин приказал наказать виновных, а в Берлин полетела телеграмма: ’’Скорнякову. Немедленно посетите Геринга и выразите сожаление по поводу случившегося”¹²⁸

.

После того как Муссолини сам, без Гитлера, не смог закрепиться на Балканах, он обратился к фюреру за помощью. Тот согласился на условиях полного подчинения итальянской армии германскому военному руководству. Когда гитлеровские войска стали концентрироваться для нападения на Грецию и Югославию, последняя предложила СССР заключить договор о дружбе и ненападении. 5 апреля договор был заключен: Сталин хотел предупредить Берлин о нежелательности распространения войны на Балканский полуостров. Но Гитлер не упустил случая, чтобы унизить Сталина. Он полностью проигнорировал ’’сигнал Москвы”: через сутки после подписания договора германские войска совершили нападение на Югославию. Фюрер просто отмахнулся от жеста Сталина как и от более раннего предупреждения, сделанного 17 января 1941 года германскому послу в Москве Ф. Шуленбургу, что Советский Союз считает восточную часть Балканского полуострова зоной своей безопасности и не может быть безучастным к событиям в этом районе. Берлин все подобные дипломатические жесты как бы не замечал.