Триумф и трагедия : Политический портрет И. В. Сталина : Книга 2. Часть 2

Победа над фашизмом значительно укрепила единовластие и культовое поклонение единодержцу. Для народа он стал Мессией, творцом Великой Победы, непревзойденным полководцем. Но эта слепая вера одновременно обессиливала народ, надолго лишенный истины и справедливости.

Я

довольно долго говорил об одном из чрезвычайно отрицательных деяний Сталина после войны — о его стремлении законсервировать политическую систему, оставить ее неизменной. Сталин никогда не мог сказать, подобно Ленину: "Нам нужны перемены в политическом строе”. Его догматический ум, оценивая сложившуюся Систему, в центре которой находился он сам, был не в состоянии понять, что этой попыткой консервации он подвергал глубокой эрозии социалистические ценности и идеалы, в которые продолжали верить миллионы людей.

Наряду с этими негативными процессами жила, пульсировала, боролась надежда, воля, энергия народа. Победа над фашизмом убедила советских людей в неодолимости социализма, в верности исторического выбора, сделанного в октябре 1917 года. Несмотря на множество препон, трудностей, извращений и преступлений, народ остался главным хранителем своей духовности, своей веры в лучшее будущее. За невиданно короткие сроки ему удалось поднять из руин и восстановить экономический потенциал страны. Когда Сталину в конце 1945 года доложили обобщенные данные об экономическом ущербе, причиненном стране войной, он, знавший, может быть, больше других о ранах и шрамах на теле Отечества, переспросил Вознесенского:

— Преувеличений нет?

— Могут быть лишь преуменьшения. За короткий срок оценить глубину и масштабы всех утрат невозможно…

Он помнил совещание командующих фронтами и командующих родами войск по вопросу о демобилизации и реорганизации Красной Армии, состоявшееся 21–22 мая 1945 года. Тогда Верховный сказал маршалам и генералам: без армии, а точнее, тех, кто сегодня находится в армии, мы ран своих не залечим… Сталин, держа в руках листки бумаги и изредка в них заглядывая, медленно и глухо бросал в зал: "…Демобилизация должна коснуться в первую очередь частей ПВО и кавалерии. Она не должна коснуться танковых частей и ВМФ. По части пехоты демобилизация охватит 40–60 % ее состава, не касаясь войск Дальнего Востока, Забайкалья и Закавказья… Каждому увольняемому бойцу продать по дешевой цене трофейные товары и дать жалованье за столько лет, сколько он прослужил в армии…”²²

Сталин говорил о демобилизации армии и думал, как быстрее включить эту силу в процесс, о котором ему настойчиво говорил Вознесенский: страну нужно поднимать. Все на пределе — силы, возможности, терпение. Народ страшно бедствует. Берия докладывал о голоде в Читинской области, в Таджикистане, Татарии, других местах. Сталин взял в руки сводку, перевернул страницу: нарком внутренних дел Таджикской ССР Харченко сообщал:

”В Ленинабадской области… выявлено 20 человек, умерших от истощения и 500 человек, опухших от недоедания. В Стали-набадской области — Рамитском, Пахтаабадском, Оби-Гармском и других районах умерли от истощения свыше 70 человек. Имеются также истощенные и опухшие. Такие факты имеют место и в Курган-Тюбинской, Кулябской, Гармской областях. Оказанная помощь этим районам на месте является незначительной…”²³

В Читинской области есть факты "употребления павших животных, деревьев, коры”. Сообщалось о страшном факте, когда "одна крестьянка с сыновьями убили маленькую дочь и употребили ее в пищу… Вот еще такой же случай…”²⁴

Сталин не стал читать дальше горестную сводку. Берия торопливо сказал, увидев недовольство "вождя”:

— Выделили некоторое количество муки до нового урожая. Придется терпеть!

Впереди была война с Японией, а доклады Вознесенского свидетельствовали: предстоит колоссальная работа. Кандидат в члены Политбюро глубже других из окружения "вождя” разбирался в масштабных, глубинных экономических процессах, которые шли в стране. Сталин давно к нему приглядывался и испытывал противоречивые чувства. Да, это, скорее всего, самый умный руководитель в его окружении, но ему не нравилась его независимость, иногда резкость суждений. Но, пожалуй, размышлял Сталин, без его головы трудно будет поднять экономику из руин. В феврале 1947 года на Пленуме ЦК Сталин неожиданно для многих предложил избрать Вознесенского членом Политбюро.