Триумф христианства. Как запрещенная религия перевернула мир

Что касается активного участия в церковных делах, уже в 313 году и еще более активно в 314 году Константин принял участие в бурном донатистском споре в Северной Африке. Там шла ожесточенная полемика о том, что считать легитимной христианской общиной и кого – ее легитимными лидерами. Поначалу Константин бросился в бой, не особенно заботясь о том, на чьей стороне правда, но со временем выработал по этому вопросу вполне ясное мнение, согласившись (что и неудивительно) с точкой зрения подавляющего большинства лидеров Церкви, особенно римских[29].

Еще удивительнее в этом смысле был спор об арианстве, разразившийся тринадцать лет спустя. Теперь спор касался не церковной политики, а основ богословия, в первую очередь острого и сложного вопроса о сущности Христа и его отношениях с Богом Отцом. Равны ли они? Или Отец больше Сына? Со-вечны ли они? Или Отец существовал, когда Сына еще не было? Как и большинство христиан своего времени, Константин не следил за тонкостями этого спора, да едва ли сильно ими интересовался. Тем не менее он принял эту проблему близко к сердцу и в 325 году собрал знаменитый Никейский Собор, чтобы ее разрешить. И не просто созвал Собор, но и активно участвовал в обсуждениях, и фактически продавил окончательное решение. Что за примечательный исторический момент! Опытный, закаленный в боях полководец, властитель, правящий железной рукой, человек, проливший немало крови, – обсуждает с христианскими епископами философское значение слов Писания! После такого трудно предполагать, что христианство совсем его не волновало.

И, наконец, у нас есть слова, написанные и публично произнесенные самим Константином, – слова, в которых он ясно выражает свою глубокую приверженность христианству. Нигде это не видно яснее, чем в его сочинении, известном под названием «Обращение к святым»[30]

. Этот пространный текст в форме речи состоит из двадцати шести глав. Устное его произнесение заняло бы два часа. Известно, что речь эта была произнесена на Пасху, но мы не знаем, какого года: мнения ученых расходятся от 315 до (это, быть может, более вероятно) 325 года. Речь представляет собой в первую очередь защиту христианской веры от язычников. В ней выражены философские и богословские взгляды Константина – хотя ни один богослов ни тогда, ни сейчас, несомненно, не счел бы их особенно глубокими или неординарными. Константин получил хорошее образование, но профессиональным интеллектуалом не был. Тем не менее в этой речи он излагает свои религиозные взгляды, ясно дает понять, насколько им привержен и как тесно они в его сознании связаны с его политическими целями. Важно всегда помнить то, о чем я сказал в начале этой главы. Люди древности – будь то язычники, иудеи или христиане – не проводили четкой границы между религиозным и политическим. Возможно, им даже сложно было бы понять разницу.

В этой речи мы тоже четкой границы не видим. Константин начинает с эмоционального утверждения, что в мире есть и должен быть лишь один божественный правитель, единый бог над всем. Будь на свете множество божеств, люди совершали бы кощунство всякий раз, решая поклониться какому-либо одному богу вместо всех остальных. Что еще важнее, будь богов много – над единством восторжествовало бы разделение. А миру нужно единство. Константин вполне открыто дает понять, что думает не только о единстве на небесах, – не меньше, если не больше, заботит его земная жизнь.

Вера в единого Бога на небесах укрепляет убежденность Константина в том, что сам он должен быть единым правителем на земле.

Итак, что на небе, то и на земле. Бесчисленные божества, соперничающие между собой за людское внимание, ведут к разделению, зависти и ревности. Это, по его словам, «пятнает гармоничное согласие целого, ибо каждый по-своему распоряжается доставшимся ему жребием и никто не думает о том, чтобы сохранять весь мир в едином состоянии и согласно единым принципам». Такое положение дел ведет к «смешению всего». Под «всем» Константин в самом деле понимает все.

«Перепутаются небесные созвездия, времена года перестанут в правильном порядке сменять друг друга, земля прекратит давать плоды, смешаются день и ночь». Вот что может случиться, если в мире не будет единого правителя! А из этого (если кто вдруг не понял) очевидно, что и стране необходим единый император.

Однако речь Константина – не чистая демагогия. В ней слышны не только притязания на власть, но и искреннее религиозное чувство: вера в единого Бога на небесах укрепляет убежденность Константина в том, что сам он должен быть единым правителем на земле. Поэтому он полностью предан Господу всяческих. Он абсолютно лоялен христианству, как сам об этом заявляет: «Истинная задача моя – всей своей жизнью воспевать Христа и благодарить его за оказанные нам многочисленные и великие милости» («Обращение», 5).