Триумф христианства. Как запрещенная религия перевернула мир

В таком-то контексте и возникло христианство. Один из основных вопросов, на который пытаются ответить историки раннего христианства: каким образом в подобном окружении могло расти, распространяться и процветать настолько иное понимание религии? Христиане противостояли богам государства, города, семьи. Верили лишь в одного бога – и отрицали всех остальных. Отказывались поклоняться императорам. Не признавали никаких форм богопочитания, кроме своей собственной. Не считали, что традиционные боги могут чем-то помочь людям. Видели в этих богах демонов, введших буквально все человечество в гибельный обман.

Да и сами христиане, на посторонний взгляд, выглядели людьми по меньшей мере странными. Известно было, что нищего поденщика, распятого за преступления против государства, они почитают как спасителя мира. Язычник ранней империи и вообразить себе не смог, что эти христиане однажды победят и вытеснят все прочие римские религии! Как им это удалось? Об этом мы расскажем дальше.

Глава четвертая

Причины успеха христиан

Уже более столетия, начиная с прорывной работы немецкого историка Адольфа фон Гарнака, ученые убеждены, что к началу IV века христиане составляли от 7 до 10 % населения Римской империи[88]

. Затем обратился Константин – и число христиан начало стремительно расти. К концу IV века, как считается обычно, христианами называла себя примерно половина из шестидесяти миллионов жителей империи[89].

Если эти приблизительные оценки верны, значит, к 300 г. н. э. число христиан в мире составляло от четырех до шести миллионов. В масштабе империи это была капля в море, но в абсолютных величинах – очень немало. Предположим (по причинам, о которых я скажу дальше), что эти цифры завышены. Разделим их пополам – христиан в империи окажется всего два или три миллиона. Но ведь и это очень немало. Так возникает самый очевидный вопрос. Как мы уже видели в главе 2, христианство возникло как карликовая группировка, движение, объединявшее вокруг себя несколько человек – учеников и учениц Иисуса. Допустим, в 30 году н. э. их было двадцать. Как за три столетия двадцать человек превратились в два или три миллиона? А затем, меньше чем за сто лет – в тридцать миллионов, с чем согласны большинство специалистов? Это совершенно невероятный успех. Как он стал возможен?

Объяснения успеха христианства

В вопросе о том, что обеспечило христианам такой успех, ученые былых поколений были практически единодушны. Христианство, говорили они, заполнило духовный вакуум, возникший при падении язычества, рухнувшего под собственной тяжестью. В этот период античности никто уже не верил в смехотворные языческие мифы и не принимал всерьез странные ритуалы, освященные вековыми традициями. Дверь была открыта – христианству оставалось лишь войти и занять освободившееся место.

Так, например, Кеннет Скотт Латуретт в своей многотомной «Истории распространения христианства» (1937–1945) говорил об «упадке старых религий». Христианству посчастливилось выйти на сцену именно тогда, когда «традиционные государственные и семейные культы Греции и Рима теряли актуальность. Становилось все более заметно, что они не способны удовлетворить потребности… людей, ищущих веры»[90]

. То же самое писал два десятилетия спустя Э. Р. Доддс в своем классическом исследовании «Язычество и христианство в эпоху смут»: «Одна из причин успеха христианства – в слабости и изношенности того, что ему противостояло»[91].

В основе таких оценок язычества лежит моральное суждение, в котором большинство ученых Европы и США не заметили бы ничего сомнительного: христианство, с его строгим монотеизмом и высокими этическими требованиями, попросту выше всего, что могли предложить верующим римские политеистические культы. И это не просто общее место для науки XX века. Такое мнение звучит уже в первом более или менее современном критическом обзоре роста и распространения христианства – в прославленном и влиятельном труде XVIII века «История заката и падения Римской империи», принадлежащем перу Эдварда Гиббона[92].

Гиббон настаивал на том, что язычество обветшало и обанкротилось. Вот как пишет об этом, в своем неповторимом стиле, он сам:

Предмет этот, куда менее [чем христианство] заслуживающий почитания и преданности, напрасно тщился заполнить пустующее место в их сердцах и удовлетворить страсть, не знающую своего исхода. Поистине, тот, кто об этом поразмыслит, перестанет изумляться столь скорому распространению христианства – напротив, быть может, будет удивлен тем, что оно не захватило мир еще быстрее![93]