Триумф красной герани. Книга о Будапеште

Кафе – «кофейня», точнее, кондитерская, по-венгерски «цукрасда» (cukrászda). Они становились центрами общественной жизни, достопримечательностями, и обрастали легендами. Про кафе «Abbázia», открывшееся в 1888 году в одном из четырех одинаковых зданий, формирующих площадь Октогон, говорили так: владелец, идя в ногу со временем, предлагал посетителям не только кофе, но и свежую прессу, как венгерскую, так и заграничную. Посетители же повадились вырезать из иностранных журналов красивые картинки. Хозяин терпел-терпел, но в конце концов начал ставить на каждой такой странице штамп: «Я украл эту картинку из кафе «Аббазия»». На что немедленно получил ответ в виде надписи на стене кафе: «Это здание я украл из высоких цен кафе «Аббазия»», что по-венгерски звучит более выразительно, чем в переводе[51]. Про шикарный «Нью-Йорк», выстроенный на Большом бульваре накануне празднования Тысячелетия, рассказывали так: в день его открытия компания литераторов во главе с Ференцем Молнаром, автором романа «Мальчишки с улицы Пала», торжественно выбросила ключи от кафе в Дунай, чтобы двери его не закрывались ни днем, ни ночью. Литераторы особенно полюбили это кафе, и вскоре вошло в обычай бесплатно выдавать им чернила и листы бумаги (их тогда называли «собачьими языками») для записи неожиданно пришедших в голову гениальных строк. Редакции некоторых газет просто перенесли сюда свои заседания[52] – тем более что интерьер кафе был украшен со всей роскошью благополучной и преуспевающей в те годы Австро-Венгрии.

Благополучие, конечно, было не повсеместным; преуспевание, как вскоре выяснилось, оказалось не таким уж прочным. Но достаточно пройти по проспектам и бульварам Будапешта, чтобы удостовериться: было бы решительно невозможно построить такой город без уверенности, что все идет так, как надо. Мир становится лучше, удобнее и безопаснее – правильнее во всех отношениях.

А еще и в Будапеште, и во всей Европе эта эпоха – время музеев. Британский музей и Лувр отрылись для публики уже в XVIII веке, далее – по нарастающий: в 1836-м открывается Мюнхенская Пинакотека, в 1839-м – Лондонская Национальная галерея, в 1852-м – Императорский Эрмитаж, в 1855-м – Дрезденская картинная галерея, в 1857-м – Лондонский Музей науки, в 1872-м – Исторический музей в Москве… Дальше – больше: Венские музеи-близнецы (истории искусств и естествознания) – в 1891-м, через четыре года – Русский Музей Императора Александра III и в 1912-м – Музей изящных искусств имени императора Александра III, «цветаевский», нынешний ГМИИ. Кажется, что инициаторами создания художественных музеев двигала мысль о том, что человек, видевший Мадонну Рафаэля, на подлость и злодеяния уже не способен. Все шедевры мира, все взлеты художественного гения – на расстоянии пешей прогулки по городу, по цене входного билета или вовсе бесплатно, как в Британском музее. Иди и наслаждайся, просвещайся, совершенствуйся.

Лень дойти? Так это время – еще и начало эпохи полноценной технической воспроизводимости произведений искусства. Увидеть ту же Сикстинскую мадонну Рафаэля до XIX века можно было только одним способом – приехав в Дрезден. Теперь книги и журналы наперебой торопятся донести до читателя-зрителя все подряд – от руин Пальмиры до столичной линии подземного электрического трамвая. «Собор покидает площадь, на которой он находится, чтобы попасть в кабинет ценителя искусства; хоровое произведение, прозвучавшее в зале или под открытым небом, можно прослушать в комнате»[53]

, – отмечает в 1936 году философ Вальтер Беньямин, фиксируя процесс, начавшийся уже в конце XIX века, и в словах его звучит если не хвастовство, то законная гордость цивилизованного человека.

Европа как будто нашла себя, пришла в некую приемлемую для всех форму и намеревалась двигаться дальше – сколь угодно быстрее и со сколь угодно разнообразными новациями в сфере быта, техники и народного просвещения. Но в том же направлении и на тех же основах.

Да, случались волнения, аварии и даже преступления. Да, где-то шли войны, вот Балканская, например. Ну так никто и не ожидал всерьез, что человечество сразу научится жить без войн. Потом, постепенно, когда-нибудь… А пока мир такой, какой есть: трезвый, благоустроенный, насколько возможно справедливый, в значительной мере правильный. Движущийся в будущее размеренно и разумно – так, как следует.

Гений места, парадоксов друг

«Для человека нового времени главные точки приложения и проявления культурных сил – города. Их облик определяется гением места, и представление об этом – сугубо субъективно».

Петр Вайль. Гений места

Миллениум

Итак, мадьяры вступили на территорию современной Венгрии, как считается, в 896 году, а в 1896-м принялись торжественно, долго и вдохновенно отмечать тысячелетний юбилей этого события.