Триумф красной герани. Книга о Будапеште

Двадцатипятилетним юношей он отправился в Стамбул эту культуру изучать, причем на жизнь там зарабатывал преподаванием французского языка в домах турецкой знати, а занимался тем, что готовил к изданию (и издал в двадцать шесть лет) турецко-немецкий словарь. Из Стамбула вернулся в Будапешт, кажется, только для того, чтобы, получив деньги от академии наук, снова устремиться на Восток. Только теперь дальше – в Среднюю Азию. И тайно. В костюме дервиша, под именем Решид Эфенди. Сначала в Турцию, оттуда в Тегеран. В Тегеране встретил паломников, возвращавшихся из Мекки. Вместе с ними – в Иран, а затем в Хивинское и в Бухарское ханства.

Там европейцев не жаловали. А уж европейцев, выдающих себя за азиатов, тем более. Несколько раз чуть не разоблачили, но его спасало знание всех сторон жизни Востока – от вопросов религии до школ арабской каллиграфии.

Откуда, кстати, знания? Путешествовал он в 1861–1864 годах, отправился в двадцать девять лет, вернулся в тридцать два года. Конечно, еще в Европе перечитал все, что было написано про мусульманский мир на европейских языках. В Стамбуле, надо полагать, также изучение жизни знакомством с турецкой знатью не ограничивал. Но все же начитанность – это одно, а способность раствориться на рынке Хивы, где все всех знают, где по повадкам вмиг отличают пришельцев с юга от пришельцев с севера, где надо говорить так, как все, жестикулировать так, как все, дышать так, как все, – это совсем другое.

Случались ситуации, когда он был на волоске от провала. Впрочем, иной раз сама ситуация выглядит невероятно: будь она сценой из фильма, на сценариста посмотрели бы неодобрительно. Однажды в Герате во дворце местного сановника Якуб-хана Вамбери услышал, к своему удивлению, венский вальс в исполнении ханского оркестра. Заслушался и непроизвольно начал отбивать такт ногой. Тут же был притянут к ответу, ведь на Востоке подобное не принято. Еле отговорился, убедив Якуб-хана в своем истинном и неподдельном мусульманстве.

А вот как описывает специфику «экстремального туризма» второй половины XIX века сам Вамбери: «Зная, например, за собой привычку размахивать руками при разговоре, что на Востоке не дозволяется, я, из боязни выдать себя, прибег к насильственным мерам, т. е. подвязал себе руку, сказав всем, что она у меня болит, и рука скоро отвыкла от непроизвольных движений. Я остерегался есть что-нибудь лишнее на ночь, боясь, что обременённый желудок нагонит тяжёлые сны и что я во сне заговорю, пожалуй, на каком-нибудь европейском языке… Мне приходили только на ум слова одного из моих спутников, который однажды утром пренаивно заметил мне, что я храплю совсем не так, как храпят жители Туркестана, на что ему кто-то поучительно заметил: «Да, так храпят в Константинополе!»[70].

Четыре раза Вамбери переходил из иудаизма в ислам и обратно. Приходилось контролировать себя день и ночь: свою речь, свои движения, свой храп. В странствиях он всегда вел дневник, что было вообще-то смертельно опасно. Писал на клочках бумаги, которые прятал в лохмотьях. Впрочем, вряд ли кто-нибудь в Азии смог понять его записи, да и в Европе таких знатоков можно было по пальцам пересчитать: он писал арабскими буквами, но на венгерском языке. Все – ради науки.

Но этнографом он был постольку, поскольку того требовала ситуация. Увлечен же был, и серьезно – лингвистикой. Что неудивительно: родиться евреем в венгерской провинции, где язык администрации и науки – немецкий… Тут поневоле станешь полиглотом. У Вамбери имелась своя теория происхождения венгерского языка, не имеющего родственников в Европе. Он выводил его от языков тюркской группы, доказывая именно тюркское, а не финно-угорское происхождение, и сам полагал, что преуспел в этом. Современная лингвистика с Вамбери не согласна, но ценность его трудов никем не оспаривается.

Арминий Вамбери был бы хорош на страницах приключенческого романа. Борису Акунину должны нравиться такие персонажи – самостоятельные единицы, движимые не корыстью и даже не служением идее, а чистым и неуемным любопытством.

В роман он и вправду попал – в «Дракулу» Брэма Стокера. Когда герои, столкнувшись с чередой невероятных событий, немыслимых в Лондоне в девятнадцатом веке, убеждаются, что все они – дело рук вампира, то приходят к выводу, что единственный способ остановить зло – найти, где обитает вампир, и лишить его возможности покидать свой гроб. Тогда профессор Ван Хельсинг обращается за консультацией именно к Арминию Вамбери: «Я просил своего друга Арминиуса, профессора Будапештского университета, дать о нем сведения; он навел справки по всем имеющимся в его распоряжении источникам и сообщил мне о том, кем он был. По-видимому, наш вампир был тем самым воеводой Дракулой, который прославил свое имя в войне с турками из-за великой реки на границе с Турцией»[71].