Триумф Венеры. Знак семи звезд

Любопытна обмолвка Сафонова: «из любви к искусству». К какому? Едва ли, отправляясь в эти рискованные экспедиции по петербургскому дну, Путилин руководствовался исключительно стремлением усовершенствовать свои профессиональные навыки. Видимо, он был человеком, как теперь говорят, пограничным, находившим особое, извращенное, может быть, удовольствие в том, чтобы балансировать на грани двух миров, на которые он проецировал разные стороны своей души. Наверняка Путилин обладал и актерскими талантами, склонностью к лицедейству, маскараду, переодеваниям. В его натуре было что-то карнавальное; ему нравилось являться в разных обличьях, как сказочному герою. Но за такие радости приходилось платить: однажды, когда он инкогнито сидел в трактире «Золотой якорь» на Васильевском острове, там началась пьяная драка, и в общей свалке нашему сыщику так намяли бока, что еле-еле удалось добраться до дому. Впрочем, этот инцидент не охладил его рвения: Путилин продолжал свою практику. В итоге, как дружно свидетельствуют современники, он мог мастерски сыграть любую роль — от купца до портового грузчика и от нищего бродяги до священника, чье облачение умел носить с той же естественной непринужденностью, что и лохмотья питерского босяка. Утверждали, что это немало способствовало его карьере.

А карьеру, учитывая его происхождение, отсутствие связей и, мягко говоря, равнодушие к «книжному ученью», этот молодой провинциал сделал головокружительную — в 1866 г., в возрасте тридцати шести лет, Путилин возглавил Управление столичной сыскной полиции и оставался его бессменным начальником почти до самой своей смерти (умер он в 1893 г.).

На берега Невы он явился чуть ли не с котомкой, без гроша в кармане, а покинул столицу в чине тайного советника, со звездой Анны I степени. К тому времени его имя уже стало легендой.

«Самый беглый пересмотр истории разного рода преступлений второй половины XIX столетия, — торжественно пишет все тот же Сафонов, — показывает, что в лице И. Д. Путилина преступные элементы России имели достойного противника. Благодаря ему огромные суммы денег были возвращены казне и частным лицам; были раскрыты целые ряды грандиозных мошенничеств, подлогов, поджогов, таможенных злоупотреблений, подделок кредитных билетов, загадочных убийств и всякого иного сорта преступных деяний…»

Прибавим к этому перечню одну выразительную деталь: современники рассказывали, что самых закоренелых злодеев и страшных убийц Путилин всегда допрашивал в своем кабинете с глазу на глаз, и не было случая, чтобы кто-то хоть раз поднял на него руку или даже оскорбил его словом.

Вместе с тем в его облике не было ничего пугающего — умное лицо, обрамленное длинными густыми бакенбардами, проницательные карие глаза, мягкие манеры. Современники отмечали в нем спокойную сдержанность, большой юмор и своеобразное лукавое добродушие. С годами он сильно растолстел, у него заплыла шея, и когда при парадном мундире ему приходилось надевать орденские ленты, они лежали не ровно, а на затылке скручивались в жгутики — подробность, вроде бы, незначительная, но какая-то симпатичная.

Этого-то человека я и сделал главным героем моих романов, старательно выпятив одни стороны его характера и столь же старательно затушевав другие, менее привлекательные. Наконец, пользуясь законным правом автора, пишущего не труд по истории русского сыска и не биографию Путилина, а исторический детектив, я наградил моего Ивана Дмитриевича такими душевными качествами и обстоятельствами жизни, реальность которых мне, разумеется, трудно будет подтвердить соответствующими архивными справками.

3

Прежде всего меня поразила его почти демоническая наблюдательность, подозрительно напоминающая «дедуктивный метод» Шерлока Холмса, но ничуть мною не вымышленная.

Чтобы доказать это, даю слово знаменитому адвокату Анатолию Федоровичу Кони, который неоднократно сталкивался с Путилиным по службе: