Триумфальная арка

– Ну и хорошо. Значит, после войны встречаемся у Фуке?

– На какой стороне? Елисейские или Георга Пятого?

– Георга Пятого. Какие же мы идиоты. Герои сопливые. Прощай, Борис.

– Вот черт, – прокряхтел Морозов. – Даже попрощаться по-человечески – и то нам стыдно. Дай я хоть тебя обниму, идиот несчастный!

Он расцеловал Равича в обе щеки. Равича уколола его борода и обдало крепким настоем трубочного табака. Приятного мало. Он направился в гостиницу.

Все эмигранты столпились в «катакомбе». Прямо как первые христиане, подумал Равич. Первые европейцы. Под искусственной пальмой за письменном столом сидел человек в штатском: он проводил регистрацию.

Двое полицейских охраняли дверь, хотя никто и не думал бежать.

– Паспорт? – спросил полицейский у Равича.

– Нету.

– Другие документы?

– Тоже нет.

– Находитесь нелегально?

– Да.

– Почему?

– Бежал из Германии. Документы получить не мог.

– Фамилия?

– Фрезенбург.

– Имя?

– Людвиг.

– Еврей?

– Нет.

– Профессия?

– Врач.

Чиновник записал.

– Врач? – переспросил он, беря какую-то бумажку. – А врача по фамилии Равич, случайно, не знаете?

– Нет.

– А тоже вроде как здесь живет. У нас тут на него заявление.

Равич твердо посмотрел полицейскому прямо в глаза. Эжени, мелькнуло в голове. То-то она полюбопытствовала, не в гостиницу ли он идет. То-то удивлялась, что он все еще на свободе.

– Говорю же вам: я знать не знаю постояльца с такой фамилией! – гаркнула хозяйка, стоя у двери кухни.

– А вы успокойтесь, – неприязненно бросил ей чиновник. – Вас и так оштрафуют за размещение постояльцев без регистрации.

– А я этим горжусь! Теперь уже и за человечность штрафуют! Что ж, валяйте!

Человек в штатском хотел было что-то ей ответить, но осекся и только досадливо отмахнулся. Хозяйка смотрела на него с явным вызовом. При своих связях наверху она, видимо, уже ничего не боялась.

– Соберите вещи, – устало сказал чиновник Равичу. – Смену белья и еды на сутки. И одеяло, если есть.

Равича отправили в номер в сопровождении полицейского. Двери многих комнат были раскрыты настежь. Он взял давно приготовленный чемодан и одеяло.

– Больше ничего? – спросил полицейский.

– Больше ничего.

– Остальное тут бросаете?

– Остальное тут бросаю.

– И это тоже?

Полицейский указал на ночной столик у кровати, на котором стояла маленькая деревянная фигурка мадонны: когда-то, еще в начале, Жоан прислала ее ему в гостиницу.

– И это тоже.

Они спустились вниз. Кларисса, горничная эльзаска, сунула Равичу пакет. Такие же пакеты Равич успел приметить и у остальных собравшихся.

– Это вам еда, – объявила хозяйка. – Чтобы с голоду не померли. Уверена, там, куда вас отправляют, ни черта еще не готово.

И снова испепелила взглядом человека в штатском.

– Хватит язык распускать! – досадливо прикрикнул он. Потом добавил: – Я, что ли, эту войну объявил?

– Но и тем более не они!

– Оставьте меня в покое! – Он глянул на полицейского. – Все готово? Выводите!

Темная людская масса пришла в движение. Равич увидел мужчину с женой, которой мерещились тараканы. Свободной рукой муж ее поддерживал. Другой рукой он держал сразу два чемодана: один под мышкой, второй за ручку. Его сынишка тоже тащил чемодан.

Равич кивком поздоровался.

– Инструменты и лекарства у меня с собой, – сказал он. – Не бойтесь.

Они влезли в кузов. Мотор затарахтел. Грузовик тронулся. Хозяйка стояла в дверях и махала им вслед.

– Куда хоть едем? – спросил кто-то у полицейского.

– Откуда мне знать? – ответил тот.

Равич оказался рядом с Розенфельдом и мнимым Аароном Гольдбергом. У Розенфельда под мышкой был рулон. А в рулоне – Сезанн и Гоген.

Розенфельд думал о чем-то своем.

– Испанская виза, – бормотал он. – Срок испанской визы истек, прежде чем… – Он умолк на секунду. – А стервятник все-таки смылся! – вдруг объявил он. – Маркус Майер. Вчера вечером отчалил в Америку.

Машину трясло. Стояли тесно, почти вплотную. И почти в полном безмолвии. Они свернули за угол. Машину качнуло, и Равич увидел фаталиста Зайденбаума. Того притиснули в самый угол.

– Такие вот делишки, – усмехнулся Зайденбаум.

Равич пошарил в карманах в поисках сигареты. Ничего не нашел. Но он вспомнил, что в чемодане вроде бы сигарет еще достаточно.

– М-да, – заметил он. – Человек многое способен выдержать.

Миновав Ваграмский проспект, машина выехала на площадь Звезды. Нигде ни огонька. Площадь тонула в кромешной мгле. Тьма стояла такая, что даже Триумфальной арки было не видно.