Триумфы и драмы русских балерин. От Авдотьи Истоминой до Анны Павловой

Пред началом оперы, трагедии, балета молодой человек гуляет по всем десяти рядам кресел, ходит по всем ногам, разговаривает со всеми знакомыми и незнакомыми. „Откуда ты?“ — „От Семеновой, от Сосницкой, от Колесовой, от Истоминой“. — „Как ты счастлив!“ — „Сегодня она поет — она играет, она танцует — похлопаем ей — вызовем ее! она так мила! у ней такие глаза! такая ножка! такой талант!..“ — Занавес подымается. Молодой человек, его приятели, переходя с места на место, восхищаются и хлопают. Не хочу здесь обвинять пылкую, ветреную молодость, знаю, что она требует снисходительности. Но можно ли полагаться на мнения таковых судей?

Часто певец или певица, заслужившие любовь нашей публики, фальшиво дотягивают арию Боэльдье или della Maria. Знатоки примечают, любители чувствуют, они молчат из уважения к таланту. Прочие хлопают из доверенности и кричат форо из приличия.

Трагический актер заревет громче, сильнее обыкновенного; оглушенный раек приходит в исступление, театр трещит от рукоплесканий.

Актриса… Но довольно будет, если скажу, что невозможно ценить таланты наших актеров по шумным одобрениям нашей публики.

Еще замечание. Значительная часть нашего партера (то есть кресел) слишком занята судьбою Европы и Отечества, слишком утомлена трудами, слишком глубокомысленна, слишком важна, слишком осторожна в изъявлении душевных движений, дабы принимать какое-нибудь участие в достоинстве драматического искусства (к тому же русского). И если в половине седьмого часу одни и те же лица являются из казарм и совета занять первые ряды абонированных кресел, то это более для них условный этикет, нежели приятное отдохновение. Ни в каком случае невозможно требовать от холодной их рассеянности здравых понятий и суждений, и того менее — движения какого-нибудь чувства. Следовательно, они служат только почтенным украшением Большого каменного театра, но вовсе не принадлежат ни к толпе любителей, ни к числу просвещенных или пристрастных судей».

Но все-таки, кто же эта балерина, столь очаровавшая многих?

Пройдут годы, и другая выдающаяся русская балерина Тамара Карсавина напишет о ней в своих мемуарах, названных «Театральная улица»:

«Поход в большой репетиционный зал на лекцию дал мне возможность рассмотреть старые гравюры, в огромном количестве висевшие на стенах. Перед портретом Истоминой я застыла в восхищении. Благодаря строкам Пушкина, которые я знала наизусть: „И вдруг прыжок, и вдруг летит, Летит, как пух от уст Эола…“ — я уже давно лелеяла в сердце своем романтический образ „блистательной, полувоздушной“ Истоминой. Гладкая красивая головка в венке из роз и кувшинок, мечтательный взгляд, полуленивая, полупренебрежительная улыбка словно облекли в плоть и кровь доселе неуловимый для меня образ».

«Мимический дар и… завершенность танца…»

Ее ранняя биография малоизвестна и полна темных пятен. Точно известно лишь время рождения — 6 января 1799 года. Она была на 5 месяцев старше Пушкина.

А вот каким образом она оказалась в Петербургской балетной школе, существует следующее предание. В Циклопедии говорится:

«Авдотья Истомина была дочерью спившегося полицейского пристава Ильи Истомина и его жены Анисьи. В шесть лет осталась круглой сиротой. По счастью, попала в императорское театральное училище, куда брали детей на полный пансион, обучая их театральному ремеслу. Широким общим образованием театральная школа не могла похвастаться. Профессия артистов в начале XIX столетия не считалась престижной, и в училище приводили детей, как правило, из низших сословий и из бедной среды. Педагогом юной Авдотьи поначалу была русская балерина Екатерина Сазонова, затем, в старших классах, — Шарль-Луи Дидло, талантливый балетмейстер и педагог, сыгравший огромнейшую роль в истории развития русского балета, но при этом своенравный и жестокий. Его учеников не раз приходилось брать под свою защиту инспектору училища Сергею Ефимовичу Рахманову. Впрочем, жестокостью нравов Россию с ее крепостным правом было не удивить.

Истомина, как и все остальные учащиеся, стала выходить на сцену рано, еще ребенком: в 9 лет она участвовала в постановке Дидло „Зефир и Флора“ на сцене Большого Каменного театра. Вместе с другими детьми, своими сверстниками и соучениками, она изображала свиту Флоры — покровительницы всего растительного мира».

Петербургскую театральную школу Авдотья Истомина окончила в 1815 году. Ее сразу зачислили в петербургскую труппу императорских театров. Страна оживала после Наполеоновских войн, войска возвращались из заграничного похода. Оживали и театры. И в эту пору возвращения в жизнь общества театра, так хорошо описанную Пушкиным, Истомина начала свою карьеру с дебюта в балете «Ацис и Галатея», поставленном Шарлем Дидло (1767–1837), танцовщиком, хореографом и балетным педагогом. Шарль Дидло — ее учитель. Это помогло сразу же занять ведущее место в группе. Хотя, конечно, Истомина действительно выгодно отличалась от других танцовщиц. Талант виден сразу.