Триумвиры. Книга вторая

«Я согласен удовольствоваться Цизальпинской Галлией с двумя легионами», — писал он. Вечером была получена эпистола от Антония, который извещал, что Помпей тайно поручил вести переговоры о мире, но Лентул, Кантон и Сципион выступили с резкими возражениями. А ночью примчался гонец с лаконическим письмом Бальба: «Объявлено военное положение».

Цезарь был спокоен. Сделав распоряжение легионам быть наготове, он, не раздеваясь, прилег отдохнуть.

На рассвете прискакали на взмыленных лошадях Антоний н Кассий.

Полководец спал. Оттолкнув часового, Антоний вбежал в шатер.

— Цезарь, вставай! — закричал он. — Каждая минута дорога. Помпей приказал произвести набор воинов в Италии и призвать в Рим ветеранов. Спеши.

В это время раб подал Цезарю записку.

— Прочти, очень важно, — шепнул он.

— Посвети, — приказал полководец. И вдруг, побледнев, стукнул кулаком по столу.

— Лабиен ведет переговоры с Помпеем? Не может быть! — крикнул он и тихо прибавил: — О Тит, Тит, разве мы не были друзьями?

Взглянул на Антоиия и Кассия: «Тучный и худощавый… Тучные бывают добродушнее и вернее…» Он обнял Антония, кивнул Кассию и сказал:

— Я уверен, друзья, в вашей преданности!

Честные глаза Антония горели привязанностью и любовью, а в угрюмых глазах Кассия таилось холодное равнодушие, и Цезарь подумал: «Доверюсь Антонию. С ним я сделаю больше, чем с другими».

— Жребий брошен! — воскликнул он и, повернувшись к Антонию, прибавил: — Переправиться и занять Аримин.

Повелев рыбаку, закидывавшему сети, перевезти себя через Рубикон, Цезарь сел в лодку и смотрел помолодевшими глазами на приближающийся берег.

«Там должна вспыхнуть яркая слава побед над противником, и тяжелый путь к власти приведет меня к древней столице Ромула! Там я похороню одряхлевшую республику и на могиле ее положу тяжелый камень».

Он решил действовать с обычной своей быстротою.

Послав легатов за галльскими легионами и передав начальствование над пятью тысячами пехоты и тремястами конницы Гортензию, Цезарь, сев ночью на телегу с Антонием и Азинием Поллионом, отправился к Рубикону.

В раздумье стоял он на берегу речки, отделявшей подвластную ему Цизальпинскую Галлию от Рима.

«Если я перейду через Рубикон, враги скажут: «Он вступил на путь мятежа»; если же смирюсь, то погибну. Но разве я враг отечества? Нет, я враг олигархов, враг презренной кучки, заседающей в сенате!»

Поднял голову.

«Звезда Цезаря восходит», — мелькнула мысль, и, обратившись к Азинию Поллиону, он спросил:

— Что думаешь, друг, о нашем положении? Как бы ты поступил на моем месте?

Азииий Поллион советовал подождать прибытия галльских легионов; он говорил, что Помпея поддержит Италия и провинции, что в Азии у него много друзей и восточные цари помогут ему, и еще говорил что-то, но Цезарь уже не слушал.

Светало. Гремели трубы приближавшихся легионов.

— Цезарь, подходят верные войска, — сказал Антоний, вскакивая на коня. — Жду приказаний.

Император поднял руку. Лицо его горело в свете разливавшейся по небу зари, глаза сверкали решимостью.