Трижды преданный

– Не знаю, вот здоровьем клянусь, не знаю. Мне Стас не сказал, да я и не спрашивал. Мужики, отпустите, я никому не скажу, до смерти молчать буду, вот вам крест…

Судя по стукам и стону, он там внутри попытался перекреститься, а Олег отошел подальше: находиться рядом стало неприятно и мерзко. Морок же не торопился, уселся на балку, как на лавку, и сказал:

– Платил кто-то из тех троих, кому ты рожи тогда начистил, это к гадалке не ходи. – Постучал фонариком по дереву и скомандовал: – Эй, внутри! Кто у вас еще по тому делу проходил?

– Да не надо, – остановил его Олег, – я их и так всех помню, свидетелей, и рожи их, и фамилии. Если увижу – точно узнаю.

Морок снова включил фонарик, узкий луч упал Олегу под ноги. По полу пробежала здоровенная крыса, задела хвостом носок ботинка, он шарахнулся в сторону и едва удержался на ногах, споткнувшись об обломок перекрытия. Морок подошел, посветил в сторону колодца и еле слышно произнес:

– Надеюсь, ты понимаешь, что отпускать его нельзя. Сам догадаешься, почему, или объяснить?

Световое пятно прыгало по стене, задевало «крышку» колодца, откуда слышалось сопение и тихий плеск – там Матвеев топтался в ледяной воде. Чего тут объяснять, когда все ясно как божий день.

– Тебе решать… – прошелестел Морок, глядя на Олега, и тот легко выдержал его взгляд. Чувство, что он все делает правильно, придало уверенности и сил.

– Пошли отсюда, – тихо сказал он, так тихо, что и сам едва расслышал.

Морок молча повернулся к выходу, посветил в сторону черного провала в стене, и тут Матвеев заорал так, что он вздрогнул:

– Отпустите, суки, откройте! Я вам все сказал, падлы, уберите это на хрен! Откройте, я вам заплачу, я на колени встану, что хотите, просите – сделаю, только выпустите… – Он дышал тяжело и прерывисто, то стонал, то скулил, то снова принимался царапать дерево.

– Ты же, тварь, моего ребенка живым в гроб положил и закопать хотел, а теперь деньги мне предлагаешь… – процедил сквозь зубы Олег.

– Какого ребенка? – простонал Матвеев. – Какой гроб, ты о чем?..

– Девушку мою помнишь, невесту? Она беременная была, а вы, суки, ее сначала изнасиловать втроем хотели, а потом вот так же… пошутили. Она теперь бесплодная. – Выдохнувшись, Олег закрыл глаза и едва не ткнулся лбом в балку.

– Пойдем, – тронул его за плечо Морок.

– Это не гроб был, – прохрипел Матвеев, – а просто ящик! Мы ее напугать хотели, чтоб не выделывалась и все подписала! Я ее потом в больницу отвез… Откройте, суки, вас же найдут, я вам глаза вырву, мрази!

Он отлично слышал хруст бетонной крошки под подошвами и звуки удалявшихся шагов, орал так, что по развалинам снова загуляло эхо. Олег не оборачивался, шел, глядя под ноги на световое пятно, обходил завалы. Крики и стук скоро стихли, их перекрыл вой ветра и звон оторванного металлического листа на крыше старого дома. Пробежал мимо бездомный пес, шарахнулся от двух мужиков и юркнул в развалины. Олег сел в машину на переднее сиденье и смотрел перед собой, Морок завел «Тойоту» и тоже глядел в окно, в боковое. Машина тронулась, в зеркале еще недолго маячили развалины, потом пропали. Они выехали на освещенную улицу, остановились на светофоре.

– Надо в этот «Сотекс» сходить, – произнес Морок, – поглядеть, что там да как.

– Надо, – согласился Олег, – в понедельник сходим. – И неожиданно попросил: – Останови. Тут близко, я пешком дойду, а ты езжай. Завтра позвоню.

Он выбрался из машины и пошел прочь от дороги. Шел быстро, не чувствуя ветра и холода, только кожу на лбу и щеках пощипывало так, будто он обгорел на солнце. Сначала не понял, в чем дело, потом сообразил – это мелкий снег летит в лицо, а он и не замечает. До Наташкиного дома хода отсюда было минут сорок, но Олег был даже этому рад. Он не мог вот так, будто ни в чем не бывало, завалиться к ней прямиком из провонявших блевотиной и унижением развалин. Пройтись, собраться с мыслями, потом отмыться, потом… Матвеева найдут, и довольно быстро, может, даже и завтра. По сигналу мобильника отследят, или заберется в развалины кто из местных, найдет шахту, сдвинет балку… Да без разницы, когда скота этого найдут и в каком виде, главное – это как визитка, месседж, кому надо, тот все поймет, а значит, времени осталось в обрез.