Трое на четырех колесах

– В Шотландии всегда мокро, – заметил Джордж. – Я там был два года назад и целых три недели не просыхал, – вы понимаете, что я хочу сказать.

– В Швейцарии довольно мило, – заметил Гаррис.

– В Швейцарию нас никогда не отпустят одних, – сказал я, – мы должны выбирать местность, где не смогут жить ни хрупкие женщины, ни дети; где ужасные гостиницы и ужасные дороги; где нампридетсяне покладая рук бороться с природой, и, может быть, умирать с голода.

– Тише, тише! – прервал Джордж.что я отправляюсь с вами.

– Не забывай, Отправимся на

– Придумал! – воскликнул Гаррис.—велосипедах!

На лице Джорджа отразилось сомнение.

– На велосипедах в горы? – А подъемы? А ветер?

– Так не везде же подъемы, есть и спуски, а ветер не обязательно дует в лицо, иногда и в спину.

– Что-то я этого никогда не замечал, – упорствовал Джордж.

– Положительно, лучше путешествия на велосипедах ничего не выдумаешь!

Я готов был согласиться с Гаррисом.

– И я вам скажу, где именно, – продолжал он, – в Шварцвальде.

– Да ведь это все в гору! – воскликнул Джордж.

– Во-первых, не все, а во-вторых – Гаррис осторожно оглянулся и понизил голос до шепота, – они там проложили на крутых подъемах маленькие железные дороги, такие вагончики на зубчатых колесах..

В эту минуту дверь отворилась и вошла миссис Гаррис. Она объявила, что Этельбертаодевает шляпку, а Муриэль, не дождавшись нас, уже прочла описание праздника из «Волшебного царства».

– Соберемся завтра в клубе в четыре часа, – шепнул мне Гаррис, вставая.

Я передал распоряжение Джорджу, подымаясь с ним по лестнице.

ГЛАВА II

Щекотливое дело. – Что должна была сказать Этельберта. – Что она сказала. – Мнение миссис Гаррис. – Наш разговор с Джорджем. – Отъезд назначен на среду. – Джордж указывает на возможность развить наш ум. – Мы, с Гаррисом сомневаемся. – Кто больше работает в тандеме? – Мнение человека, сидящего сзади. – Мнение человека, сидящего спереди. – О том, как Гаррис потерял свою жену. – Здравый смысл моего дяди Поджера. – Начало истории о человеке с мешком.

Я решил атаковать супругу в тот же вечер. План сражения был следующий: я начну раздражаться из-за пустяков, Этельберта это заметит, я должен буду признать ее замечание справедливым и сошлюсь на переутомление; это поведет к разговору о моем здоровье вообще и к решению принять немедленные и действенные меры.

Я полагал, что тактический маневр такого рода вынудит Этельберту обратиться ко мне с речью в таком роде:

«Нет, дорогой мой, тебе нужна перемена, полная перемена обстановки! Будь благоразумным и уезжай на месяц. Нет, не проси меня ехать вместе с тобой: я знаю, это было бы тебе приятно, но я не поеду. Я сознаю, что мужчине иногда необходимо чисто мужское общество. Постарайся уговорить Джорджа и Гарриса ехать с тобой. Поверь мне, что такой ум, как твой, требует отдыха от рутины домашней жизни. Забудь на время, что детям нужны уроки музыки, новые сапоги, велосипеды и приемы ревенного порошка по три раза в день; забудь, что на свете есть кухарки, обойщики, соседские собаки и счета из мясных лавок. Удались в какое-нибудь место, где ты останешься наедине с природой, где для тебя все будет свежо и ново и где твой истомленный ум воскреснет для новых, светлых мыслей. Уезжай на время: тогда я пойму, как мне пусто без тебя, заново оценю твою доброту и твои достоинства, потому что, как простая смертная, я могу стать равнодушной даже к свету солнца и к красе месяца, видя их постоянно. Уезжай – и возвращайся еще более милым, если это только возможно!» Но даже в том случае, когда наши желания исполняются, это происходит не совсем так, как мы мечтали. Во-первых, Этельберта даже не заметила моей раздражительности. Пришлось самому указать ей на это. Я сказал:

– Прости меня. Сегодня я себя как-то странно чувствую.

– Разве? Я ничего не заметила. Что с тобой?

– Сам не знаю. В последние недели я чувствую, как на меня наваливается какая-то тяжесть.

– А, это вино! – спокойно заметила Этельберта. – Ты ведь знаешь, что крепкие напитки тебе противопоказаны, а у Гарриса всякий раз пьешь.

– Нет, не вино! Это что-то более серьезное, более духовное, – отвечал я.

– Ну, так ты опять читал рецензии, – заметила она более сочувственно. – Почему ты не слушаешь меня и сразу не бросаешь их в печку?

– И вовсе не рецензии! – отвечал я. – За последнее время мне попались две-три отличные!

– Так в чем же дело? Какая-нибудь причина должна быть.

– Нет никакой причины. В том-то и дело, что я могу назвать это чувство только безотчетным беспокойством, которое охватило все мое существо.

Этельберта поглядела на меня несколько странно, но ничего не сказала. Я продолжал:

– Эта давящая монотонность жизни, эти дни невозмутимого блаженства – они гнетут меня!

– Я бы не стала на это сетовать, – заметила Этельберта. – Могут настать и иные дни, которые будут нам нравиться куда как меньше.