Трое на четырех колесах

Немец любит покушать. В Англии встречаются фермеры, которые, жалуясь на разоряющее хозяйство, с успехом едят по семи раз в день; в России в продолжение одной недели в году бывает пиршество, которое не обходится без смертных случаев от объедения блинами; но это – исключение, имеющее в основе религиозный обычай. В Германии жеразвилось особенное умение есть, «из любви к искусству», которого нет ни в одном другом государстве. Немец, толькочтовстав, выпивает за одеванием несколько чашек кофе с полдюжиной горячих булочек с маслом; но этого он не считает и в десять часов садится в первый раз к столу; в половине второго садится обедать – очень основательно: обед считается главной едой в продолжение дня, и он предается ему как важному делу часа два подряд; в четыре часа он отправляется в кофейню и полчасика занимается там уничтожением кофе и сладких пирожков.Затем, целых три часа он не трогает ничего и только с семи начинает закусывать – и уж закусывает целый вечер: бутылку пива с бутербродами, потом, где-нибудь в театре, еще бутылку пива с холодным мясом и колбасами, потом еще бутылочку белого вина и яичницу и, наконец, перед самым сном – кусочек хлеба с колбасой и для промывки еще немного пива.

Но он не лакомка: французские повара и французские цены в немецких ресторанах не прививаются. Немец предпочитает пиво и свое местное белое вино самому дорогому шампанскому и красным французским винам. И хорошо делает, что предпочитает: когда француз-виноторговец отправляет бутылку в немецкую гостиницу,онвероятно, вспоминает Седан и злорадно улыбается; впрочем, его бутылки заказываются по большей части невинными путешественниками-англичанами! Но, пожалуй, он и в этом случае имеет право улыбнуться и поставить свою бутылочку в счет за Ватерлоо.

В Германии никто не требует изысканных, дорогих развлечений, и никто их не устраивает; здесь все уютно и по-домашнему. Немцу не надо делать членских взносов по части разного спорта, он не поддерживает никаких общественных увеселительных учреждений, у него нет гордых знакомых богачей, для которых нужно нарядно одеваться. Его главное удовольствие – кресло в опере – стоит несколько марок; туда его жена и дочери ходят в платьях домашнего шитья, накинув на голову платочки. В сущности, на этой безусловной простоте, царящей во всей стране, отдыхает глаз путешественника-англичанина. У немцев своих лошадей и экипажей очень мало; даже извозчиками мало пользуются – лишь тогда, когда нельзя сесть в электрический трамвай.

Такимобразомнемцы сохраняют свое своеобразие. Здесь купцу незачем ухаживать за покупателями. Я как-то сопутствовал в Мюнхене одной барышне-англичанке в ее экскурсии по магазинам. Она привыкла к таким экскурсиям в Лондоне и Нью-Йорке и ворчала на все, что ей показывали; не потому, что ей ничего не нравилось, а потому, что у нее была такая привычка. Она считала полезным и для дела, и для купца уверять, что все это она может купить в другом месте гораздо лучше и дешевле, что в его магазине вещи совершенно безвкусные, старомодные; что не из чего выбирать, что все вульгарное и не будет хорошо носиться.

Купец не спорил и не противоречил. Он спокойно уложил весь вынутый товар в картонки, поставил их на полки, вышел в маленькую гостиную за магазином и запер дверь.

– Что же это он не возвращается! – заметила барышня после того, как мы несколько минут просидели в ожидании. Ее тон выражал большое нетерпение, но ни вопроса, ни недоумения в нем не было.

– Я не думаю, чтобы он возвратился, – отвечал я.

– Почему? – спросила она в большом удивлении.

– Мне кажется, вы ему надоели. По всей вероятности он сидит теперь за этими дверьми с газетой и трубкой в зубах.

– Вот чудак! Я таких купцов никогда не видала! – воскликнула с негодованием моя знакомая, собирая свои пакеты и выходя из лавки.

– У них такой обычай: если вам вещи нравятся, покупайте, а если не нравятся, то они предпочитают не заниматься лишним разговором.

В другой раз я слышал в курительной комнате немецкой гостиницы рассказ англичанина, который я на его месте оставил бы про себя.

– Нечего и стараться, – трещал маленький англичанин, – сконфузить немца! Да они и дела не понимают. Вот здесь, на площади, я увидел в окне старинное издание «Разбойников»; вхожу и спрашиваю цену. За конторкой сидит с газетой какой-то несимпатичныйстарикашка.

– Двадцать пять марок, – говорит, и продолжает читать.

Я ему говорю, что видел несколько дней тому назад лучший экземпляр и всего за двадцать марок. (Известное дело, ведь всегда так разговаривают, когда покупают.) А он спрашивает:

– Где?

– В Лейпциге, – говорю.

Тогда он, представьте себе, спокойно советует мне ехать в Лейпциг и купить там книжку!Нуя, конечно, не обращаю внимания и спрашиваю, за сколько он уступит свой экземпляр.

– Я уже вам сказал, – говорит, – за двадцать пять марок. – Удивительно несимпатичный человек!

– За это не стоит платить таких денег, – говорю я.

– А разве я сказал вам, что стоит? – так и брякнул, представьте себе!

– Десять марок хотите?..