Трое нас и пёс из Петипас

– Так бы сразу и сказал, – покачал головой сторож. – Эти Людвики живут вон там. – Он показал за шоссе и снова приподнял шлагбаум.

Я опять перебежал через путь. В ту же минуту в саду возле дома сторожа кто-то засмеялся. Это была девчонка, приехавшая с тем же поездом, что и я. Я узнал её по голубому платью. Разумеется, я сделал вид, что ничего не слышу, и заторопился по шоссе к липам. Меня душила злость. Не успел я приехать в Петипасы, как уже надо мной смеются!

Вправо от лип шла улица, по ней важно расхаживали гуси. Перед каждым домиком был сад. У второго дома с краю перед железной калиткой стояла пожилая женщина в платке. Она ещё издали закричала мне:

– Сюда, парень, сюда! А я уж думала, что ты не приедешь.

Это была пани Людвикова. Она взяла у меня из рук чемодан и повела через сад, весело болтая по дороге.

– Жить ты будешь в комнате Ярки. Постель я тебе приготовила, комнату проветрила. Есть будешь с нами, а товарищей тебе здесь найдется немало. Вон там у забора – колонка, туда ты будешь ходить за водой. Цветы на клумбе не рви, пан Людвик этого не любит. Хотя, на что тебе цветы – ты ведь не девочка… Ну, вот мы и пришли!

Мы стояли перед верандой, которая вся была из дерева и стекла. Пани Людвикова открыла дверь и повернулась ко мне:

– А я вижу, ты не очень-то разговорчив. Впрочем, и наш Ярка такой же.

Мы прошли через веранду в комнату Ярки.

– Ну, вот ты и дома!

Я стал оглядывав комнату.

Тем временем пани Людвикова открыла чемодан и все, что в нем было, развесила в шкафу и разложила на стуле.

– Удочку поставь за шкаф. Немного оглядишься, приходи к нам.

– Ладно.

– А ты и вправду молчалив, – повторила пани Людвикова и вышла.

Я уселся на стул. «Ну, вот ты и дома!» Вот уж этого я совсем не чувствовал! Дома я спал на тахте, а здесь у меня кровать с периной в синюю полоску. Дома у нас умывальник находится в ванной, здесь он стоит на железных ножках в углу около печки. Дома у нас паркет, а на нем ковер, у Л котиков дощатый пол, покрашенный коричневой краской. И фотографии здесь были совсем другие. На самой большой фотографии – бородатый солдат с кривой саблей. Я смотрел и удивлялся, до чего же странно выглядели солдаты раньше.

Наконец я встал со стула, решил посмотреть на книги. Книги стояли на полке в три ряда, но ни одна из них не подходила мне для чтения. Все они были о цветах, о деревьях, одна даже о самой обыкновенной траве. Ярка, наверное, учился в школе садоводов.

Я снова сел на стул. Ох, и жарко же мне будет спать ночью под такой толстой периной!

Да, Руда оказался прав: в Петипасах было очень скверно.

В комнате стояла такая тишина, что у меня шумело в ушах. Тогда я немного покашлял – и то стало как-то веселей. К окну подлетела бабочка-капустница, старавшаяся попасть в комнату. Я проворчал:

– Радуйся, глупая, что ты на улице, а не здесь, в комнате!

Бабочка скрылась среди деревьев, и я решил, что неплохо бы осмотреть сад. Быстро переоделся, надел тапочки, красные трусики и белую майку.

В эту минуту кто-то постучал в дверь веранды. Сначала я хотел было позвать пани Людвикову, но передумал и открыл сам.

За дверями стоял пожилой человек в полотняных брюках и зеленой рубашке.

На голове у него была старая соломенная шляпа. Из кармана торчал конец веревки. Аккуратно вытирая ноги о подстилку, глядя вниз, он спросил меня заботливым голосом:

– Ну, что поделывает наша майовка?

Я понятия не имел, что это такое – курица, кошка или щенок.

– Я не знаю, я здесь только первый день.

Человек в соломенной шляпе быстро поднял глаза:

– А Ярки нет дома? Кто ты такой?

– Гоудек из Праги.

– Отвечай распространенным предложением, – строго заметил человек в соломенной шляпе.

И мне сразу стало ясно, кто это. Ну конечно, это же учитель, о котором говорил Руда. Наверное, он узнал, что я приехал в Петипасы, и пришел устроить мне экзамен! Я торопливо отступил за дверь.

– Пани Людвикова, к вам пришли гости!

– Иду, иду! – раздался голос пани Людвиковой откуда-то со двора.

Я не знал, что делать дальше. Тогда я поклонился и пролепетал распространенное предложение:

– Пани Людвикова сейчас придет, – и тут же кинулся в комнату к умывальнику.

Я начал старательно мыть уши, чтобы ничего не слышать, если учитель задаст мне ещё какой-нибудь вопрос.

Когда я кончил мыться, пани Людвикова с гостем была уже в комнате. Она отряхивала свой фартук от гусиных перьев и все повторяла:

– Да покажись ты, Тоник! Никто тебя не съест!

Учитель делал вид, что я вообще его не интересую. Он без конца говорил о майовке – его беспокоило, позаботился ли о ней Ярка, когда уезжал. Потом я узнал, что это всего-навсего вишня, растущая у самого забора. У неё недавно треснул ствол.

Но я-то хорошо знал, что учитель пришел неспроста, не ради какой-то там вишни. Все понятно: он явился меня экзаменовать! И я начал повторять про себя все теоремы по геометрии.