Трое в «копейке», не считая зайца Митьки

(В. П.: «Мне не жаль. Может, он и хороший поэт, но я Александра Трифоновича не люблю за его безобразный поступок по отношению к Паустовскому. Кто не знает, в чем дело, пусть почитает их обмен письмами в пятьдесят восьмом году о повести «Время больших ожиданий». Твардовский тогда не взял эту повесть Паустовского в свой «Новый мир» и повел себя как самый ультрапартийный цензор…

Конечно, и журнал у Твардовского был по тем временам прогрессивный, и сам редактор был прогрессивен, но и политик он был тоже. И, видимо, решил «не играть с огнем» в той литературной обстановке, накаленной скандалом из-за Пастернака и его «Доктора Живаго». Потому что в повести Паустовского было много о Бабеле, о морской романтике и не очень много о героизме одесских подпольщиков в годы Гражданской войны…»)

Движемся по Витебскому тракту в направлении государственной границы с братской Беларусью. Дорога пустынна и относительно хороша. Погода — тоже. Зябко, но солнышко светит.

16.30. Проезжаем мемориал «Катынь». Здесь НКВД расстреляло тысячи пленных польских офицеров. Останавливаться не стали. Не из неуважения к памяти поляков. Просто у нас своя память о времени массовых репрессий (у кого в этой стране ее нет?), и свой родовой страх в генах живет. Нет сил пополнять его новой порцией…

17.10. На горизонте город Рудня. Сразу после войны здесь обосновался дядя А. К. — Петр Иванович. Он перевез сюда из Тобольской ссылки и его маму — Христину Ивановну. Она прожила в Рудне несколько лет, пока снова не вернулась на Урал (здешний климат не подошел, сырой очень).

А еще здесь родился, жил и похоронен Герой Советского Союза Василий Егоров. Тот самый, который флаг над Рейхстагом водружал. О нем впервые рассказал всему свету наш уралец и старший товарищ Юрий Абрамович Левин, бывший фронтовым журналистом.

С напарником Егорова — Мелитоном Кантарией Левин переписывался до самой его смерти. Сердце Героя не выдержало, когда во время грузино-абхазской войны бомбили его родной Сухуми. К слову, Егоров умер гораздо раньше. Его загубила та самая страсть, без которой трудно представить русского мужика — водка. Сначала, будучи нетрезвым за рулем, разбил подаренную ему от обкома партии «Волгу», потом, в таком же состоянии, сам попал под машину (это рассказывал А. К. его родственник. А поскольку рассказчик тоже фронтовик, его в «очернительстве» упрекнуть трудно. Наверное, все так и было).

17.15. Получили последний российский привет от ГАИ. Нас в полусотне метров от границы оштрафовали на 40 рублей за превышение скорости руднянские постовые. С. А. шел 70 километров в час при знаке 60…

Наверное, стражам дорожного порядка самим стало неловко, когда увидели С. А. и А. К. в камуфляже (все-таки Чечня как-то сдружила разные силовые ведомства). Поэтому после изъятия денег они одарили нас ценной информацией: на границе с Беларусью необходимо заплатить страховку за машину — 125 рублей, иначе на территории соседей любой постовой оштрафует иноземную машину на 200 баксов.

Заедаем штраф и сведения от гаишников вкуснейшими пирожками (яйцо с луком), которые в Дубне пожарила нам в дорогу Людмила Петровна, и движемся вперед.

17.30. Пересекаем границу с Беларусью. Платим страховку за машину (придумали же формулировку для вымогательства!). Теперь мы — не друзья, а «сябры».

17.58. Первые белорусские села с названиями на братском языке. Например, «Вялпсае сяло», а в нем всего пять хат… Или другая картинка белорусской обыденности: мужик на лошаденке пашет поле. Вроде несовременная техника, однако поля все вспаханы!

18.15. Въехали в город Витебск (Вщебск). На заправках цена бензина в белорусских рублях — 598 рублей за литр. Немудрено, что на дорогах так редко попадаются машины с белорусскими номерами (в пересчете на наши деньги бензин здесь в два раза дороже).

В. П. рассказывает, что Марк Шагал родом из Витебска.

А. К. пытается что-то рифмовать, но лучше мы здесь приведем стихи блистательного Алексея Решетова:

Говорят, с кленовым посохом

Сам художник Марк ШагалПо воде ходил, как посуху,И по воздуху шагал.

A. К.:

— И, говорят, ушагал не куда-нибудь, а в США…