Трое в лодке (не считая собаки)

— Ах! — говорите вы, застывая в дверях. — Я и не знал, что тут кто-то есть.

— Вот как? — холодно отвечает Эмили тоном, дающим понять, что она вам не верит.

Послонявшись некоторое время по комнате, вы произносите:

— Темно-то как! Почему вы не зажигаете газ?

Джон Эдуард говорит «о!», что он даже и не заметил; Эмили говорит, что папа не любит, когда газ зажигают днем.

Вы сообщаете им одну-другую новость, излагаете свою точку зрения на ирландский вопрос*, но их, как видно, ирландский вопрос не интересует. Замечания по любому предмету с их стороны сводятся только к следующему: «О!», «Неужели?», «Правда?», «Да?» и «Не может быть!» После десятиминутной беседы в таком стиле вы пробираетесь к двери и выскальзываете; в следующий миг дверь, странным образом хлопнув у вас за спиной, закрывается — причем вы не трогаете ее и пальцем.

Спустя полчаса вы решаете, что можно рискнуть и пойти выкурить трубку в оранжерею. Единственный стул в оранжерее занят Эмили; Джон Эдуард, если можно доверять языку костюма, явным образом сидел на полу. Они не произносят ни слова, но их взгляд выражает все, что позволительно употреблять в цивилизованном обществе вслух; вы быстренько отступаете и запираете дверь.

После этого вам просто страшно соваться в этом доме еще куда-нибудь. Прогулявшись вверх-вниз по лестнице, вы отправляетесь к себе в спальню и остаетесь там. Вскоре, однако, это занятие теряет какой-либо интерес; вы надеваете шляпу и тащитесь в сад. Проходя по дорожке, вы заглядываете в беседку — в ней находятся двое тех же молодых идиотов, которые забились в угол; они замечают вас и начинают явным образом подозревать, что вы, с некой бесчестной целью, их преследуете.

— Завели б, что ли, специальную комнату? И держали б их там, — бормочете вы, кидаетесь в холл, хватаете зонтик и убегаете вон.

Нечто совершенно подобное, должно быть, происходило, когда ветреный мальчишка Генрих Восьмой ухаживал за своей крошкой Анной*. Народ в Бэкингемшире, когда они слонялись по Виндзору или Рейсбери, то и дело натыкался на них, всякий раз восклицая: «Ах, это вы!» — на что Генрих, покраснев, ответит: «Ну да, мне тут кое-кого нужно было увидеть», а Анна заметит: «Как я рада вас видеть! Подумать только, встречаю я тут на дорожке мистера Генриха Восьмого, а нам, оказывается, по пути!»

Народ отправится прочь, думая: «Пойдем-ка мы лучше отсюда, пусть они тут целуются и воркуют. Пойдем-ка мы в Кент».

Они идут в Кент, и в Кенте первым же делом наблюдают Генри и Анну, болтающихся вокруг замка Хевер.

— Что за дьявол! — говорят бэкингемширцы. — Куда бы нам убраться? Просто смотреть тошно уже. Вот, пойдем-ка мы в Сент-Олбенс. Сент-Олбенс — местечко просто прелестное.

Оказавшись в Сент-Олбенсе, они заставали всю ту же жуткую парочку, целующуюся у стен аббатства. И тогда они уходили, и поступали в пираты, и занимались морским разбоем, и так продолжалось, пока свадьбу, наконец, не сыграли.

Участок реки между Мысом пикников и Олд-Виндзорским шлюзом очарователен. Тенистая дорога, вдоль которой разбросаны чистые уютные домики, бежит по берегу к гостинице «Узлийские колокола», живописной как большинство гостиниц на Темзе. (Вдобавок там, по словам Гарриса, можно тяпнуть кружку превосходного эля, а в таких вопросах словом Гарриса ручаться можно.) Олд-Виндзор — по-своему знаменитое место. Здесь у Эдуарда Исповедника был дворец*, и здесь же могущественный граф Годвин был, по законам своего времени, осужден и признан виновным в убийстве королевского брата*. Граф Годвин отломил кусок хлеба и взял его в руку.

— Подавиться мне этим куском, — сказал граф, — если я виноват!

Он положил хлеб в рот, проглотил его, подавился и умер.

Дальше за Олд-Виндзором река какая-то неинтересная и становится похожа сама на себя только у Бовени. Мы с Джорджем тащили лодку на бечеве мимо Хоумского парка — он тянется по правому берегу от моста Альберта до моста Виктории, — и когда проходили Дэтчет, Джордж спросил, помню ли я нашу первую речную вылазку, когда мы сошли у Дэтчета и пытались устроиться на ночлег.

Я ответил, что еще как, и забуду не сразу.

Это произошло в субботу, накануне августовских каникул*. Мы — все та же троица — устали и проголодались; добравшись до Дэтчета, мы вытащили из лодки корзину, два саквояжа, пледы, пальто, всякое барахло, и отправились на поиски логова. Мы нашли чудесную маленькую гостиницу, увитую ломоносом, но там не было жимолости, а мне по какой-то причине втемяшилась в голову именно жимолость, и я сказал:

— Нет, давайте не будем сюда заходить. Давайте пройдем чуть дальше и посмотрим, может быть, там где-нибудь есть гостиница с жимолостью.