Трое в лодке (не считая собаки)

Она говорила, что при этих звуках вспоминает своего бедного покойного отца (бедняга был проглочен акулой во время купанья у берегов Новой Гвинеи, – что общего между акулой и волынкой, она не могла объяснить).

Тогда моему приятелю отвели сарайчик в конце сада за четверть мили от дома и заставили его таскать туда волынку всякий раз, как он брался за свои упражнения. Но случалось, что ничего не подозревавший гость, которого забыли посвятить в это дело и заранее предостеречь, выходил на прогулку в сад без всякой подготовки, и внезапно до его слуха доносились звуки волынки. Если это был человек сильный духом – дело ограничивалось обмороком, но люди с заурядным интеллектом, как правило, сходили с ума.

Нельзя не признать, что первые шаги любителя игры на волынке мучительны до крайности. Я понял это, когда услышал игру моего юного друга. По-видимому, волынка необычайно трудный инструмент. С самого начала приходится запасаться воздухом на всю мелодию сразу, – во всяком случае, наблюдая за Джефферсоном, я пришел к такому заключению.

Начинал он блистательно: душераздирающей, воинственной нотой, от которой слушатель вскакивал, как ошпаренный. Но вскоре музыкант переходил на пиано, потом на пианиссимо, а последние такты мелодии уже тонули в сплошном бульканий и шипении.

Завидное нужно здоровье, чтобы играть на волынке!

Юный Джефферсон сумел выучить только одну мелодию, но я никогда и ни от кого не слышал жалоб на бедность его репертуара – боже упаси! Это была, по его словам, мелодия: «То Кембеллы идут, ура, ура!» – хотя его отец уверял, что это «Колокольчики Шотландии». Что это было в действительности, никто не знал, но все соглашались, что в мелодии есть нечто шотландское.

Гостям разрешалось отгадывать трижды, но почему-то они всегда попадали пальцем в небо…

После ужина Гаррис стал невыносим; видимо, рагу повредило ему, – он не привык к роскошной жизни. Поэтому мы с Джорджем решили оставить его в лодке и побродить по Хенли. Гаррис сказал, что выпьет стакан виски, выкурит трубку и приготовит все для ночлега. Мы условились, что покричим, когда вернемся, а он подведет лодку к берегу и заберет нас.

– Только не вздумай уснуть, старина, – сказали мы на прощанье.

– Можете не волноваться: пока это рагу во мне, я не усну, – буркнул он, направляя лодку к острову.

В Хенли царило оживление: шла подготовка к гребным гонкам. Мы встретили кучу знакомых, и в их приятном обществе время пролетело незаметно… Только в одиннадцать часов мы собрались в обратный путь. Нам предстояло пройти четыре мили до «дома», – так к этому времени мы стали называть наше суденышко.

Стояла унылая холодная ночь, моросил дождь, и пока мы тащились по темным, молчаливым полям, тихонько переговариваясь и совещаясь, не заблудились ли мы, воображение рисовало нам уютную лодочку и яркий свет, пробивающийся сквозь плотно натянутый брезент, и Гарриса, и Монморанси, и виски, и нам ужасно хотелось дойти поскорее.

Нам представлялось, как мы влезаем внутрь, усталые и проголодавшиеся, и как наша удобная, теплая, приветливая лодка, подобно гигантскому светляку, сверкает на угрюмой реке под скрытыми во мраке деревьями. Мы видели себя за ужином, поглощающими холодное мясо и передающими друг другу ломти хлеба, мы слышали бодрое звяканье ножей и веселые голоса, которые, заполнив наше жилище, вырываются наружу, в ночную тьму. И нам не терпелось превратить эти видения в действительность.

Наконец мы выбрались на бечевник. Мы были совершенно счастливы, потому что до того не представляли себе, идем мы к реке или от реки, а когда человек голоден и хочет спать, такая неуверенность ему как нож в сердце. Пробило четверть двенадцатого, когда мы миновали Шиплейк, и тут Джордж задумчиво спросил:

– Кстати, ты случайно не помнишь, что это был за остров?

– Н-нет, – ответил я, также впадая в задумчивость, – не помню. А сколько их было вообще?

– Только четыре, – утешил меня Джордж. – Если Гаррис не уснул, все будет в порядке.

– А если уснул? – ужаснулся я. Впрочем, мы тут же отвергли это недостойное предположение.

Поравнявшись с первым островом, мы закричали, но ответа не последовало; тогда мы пошли ко второму и повторили попытку с тем же результатом.

– Ох, я вспомнил! – воскликнул Джордж. – Наша стоянка – у третьего острова.

Мы преисполнились надежды, помчались к третьему острову и заорали.

Никакого ответа!

Дело принимало серьезный оборот. Было уже далеко за полночь. Гостиницы в Шиплейке и Хенли переполнены, а ломиться среди ночи в дома и коттеджи с вопросом, не сдадут ли нам комнату, было бы нелепо, Джордж выдвинул предложение вернуться в Хенли, поколотить полисмена и заручиться, таким образом, местами в каталажке. Но тут возникло сомнение: «А если он не захочет забрать нас и просто даст сдачи?» Не могли же мы всю ночь воевать с полисменами? Кроме того, тут была опасность пересолить и сесть за решетку месяцев на шесть.