Трое в одной лодке, не считая собаки

Я уже позабыл остальные ингредиенты нашей стряпни; знаю только, что ничто не было упущено. Помню еще, как в конце этой процедуры Монморанси, который проявлял ко всему происходящему величайший интерес, куда-то удалился с серьезным и задумчивым видом, а через несколько минут притащил в зубах дохлую водяную крысу. По-видимому, он хотел внести и свою лепту в наше пиршество, но что это было — насмешка или искреннее желание помочь, — я сказать не могу.

Разгорелся спор о том, класть крысу в рагу или не класть. Гаррис сказал, что, по его мнению, следует положить, так как среди всего прочего сойдет и крыса. Однако Джордж указывал на отсутствие прецедента. Он говорил, что никогда не слышал, чтобы в рагу по-ирландски клали водяных крыс, и что он, как человек осторожный, не склонен к экспериментам.

Гаррис сказал:

— Если ты не будешь пробовать ничего нового, то как ты узнаешь, что хорошо и что плохо? Вот такие субъекты, как ты, и тормозят мировой прогресс. Вспомни-ка о человеке, который впервые попробовал немецкую сосиску!

Наше рагу по-ирландски удалось на славу! Никогда в жизни еда не доставляла мне такого наслаждения. В этом рагу было что-то необычайно свежее и даже пикантное. Старые, избитые кушанья всем нам уже приелись, а тут было блюдо с таким букетом и вкусом, каких больше нигде не встретишь!

К тому же, оно было питательно. Как выразился Джордж, тут было что пожевать! Правда, горох и картошка могли бы быть и помягче, но зубы у нас у всех хорошие, так что это было несущественно. Что же касается соуса, то он сам по себе был целой поэмой — быть может, для слабых желудков несколько тяжеловатой, но зато содержательной.

В заключение мы пили чай с вишневым пирогом. Тем временем Монморанси открыл военные действия против чайника и был разбит наголову.

В течение всего путешествия он проявлял к чайнику живейший интерес. Он часто сидел и с великим удивлением наблюдал, как тот кипит, а временами рычал, стараясь его раздразнить. Когда же чайник начинал шипеть и плеваться, Монморанси усматривал в этом вызов и готовился броситься на врага, но всякий раз кто-нибудь вмешивался и уносил добычу раньше, чем он успевал до нее добраться.

Сегодня он решил нас опередить. Едва чайник начал шипеть, как Монморанси зарычал, вскочил и направился к нему с угрожающим видом. Чайник был совсем маленький, но полный отваги, и в ответ плюнул на него.

«Ах, так! — прорычал Монморанси, оскалив зубы. — Я тебе покажу, как оскорблять почтенного трудолюбивого пса! Ты просто жалкий, длинноносый, подлый негодяй! Вот я тебя!»

И он бросился на бедный маленький чайник и схватил его за носик.

Вслед за этим в вечерней тишине раздался душераздирающий вопль. Монморанси выскочил из лодки и предпринял прогулку для успокоения нервов. Он трижды обежал весь остров, делая в среднем по тридцати пяти миль в час и время от времени останавливаясь, чтобы зарыть нос в холодную грязь.

После этого Монморанси стал относиться к чайнику с ужасом, подозрением и ненавистью. Едва завидев чайник, он поджимал хвост и рыча стремительно пятился назад, а когда чайник ставили на спиртовку, Монморанси выскакивал из лодки и отсиживался на берегу до окончания чаепития.

Поужинав, Джордж вытащил банджо и собрался было поиграть, но Гаррис запротестовал; он сказал, что у него разболелась голова и подобное испытание ему не под силу. Джордж полагал, что музыка, напротив, будет полезна, поскольку она вообще успокаивает нервы и излечивает головную боль. Для примера он даже взял несколько аккордов.

Гаррис сказал, что предпочитает головную боль.

Джордж так и не выучился играть на банджо. Слишком уж много разочарований встретилось на его пути. Во время нашего путешествия он пробовал иногда упражняться по вечерам, но неизменно терпел фиаско: Гаррис комментировал его игру в выражениях, которые могли бы обескуражить кого угодно. Вдобавок Монморанси всякий раз усаживался рядом и сопровождал исполнение заунывным воем. Какая уж тут игра, в таких условиях!

— Какого черта он так воет, когда я играю? — возмущался Джордж, запуская в него башмаком.

— А какого черта ты так играешь, когда он воет? — возражал Гаррис, подхватывая башмак. — Оставь его в покое. Как ему не выть! У него музыкальный слух, а от твоей игры поневоле завоешь!

Тогда Джордж решил отложить свои музыкальные занятия до возвращения домой. Но и тут ему не повезло. Миссис Попитс неизменно являлась к нему и говорила, что ей очень жаль, — потому что лично она любит слушать Джорджа, — но наверху живет леди, и она в интересном положении, и доктор опасается гибельных последствий для ребенка.

После этого Джордж попытался практиковаться по ночам в сквере неподалеку. Но соседи пожаловались в полицию, и за Джорджем была установлена слежка, и однажды ночью его сцапали. Улики были неопровержимы, и его приговорили к шестимесячному воздержанию от музыкальных занятий.