Трое в снегу (ЛП)

Шульце показалось, что он видит сон: гостиная, спальня, облицованная кафелем ванная. Что это значит? -- подумал он. Не настолько же лучше его решение конкурсных задач, чтобы мне всучили жалкую каморку под крышей, а ему такую анфиладу.

-- Хотите выпить? -- спросил Хагедорн. Он налил в рюмки французского коньяку. Лауреаты чокнулись.

В дверь постучали.

-- Войдите! -- крикнул Хагедорн. Вошла горничная.

-- Я хотела только спросить, господин уже ложится спать? А то я принесла кирпич.

Хагедорн наморщил лоб.

-- Что принесли?

-- Кирпич, -- повторила девушка. -- Его нельзя класть в постель слишком рано, а то он остынет.

-- Вы что-нибудь понимаете? -- спросил Хагедорн Шульце.

-- Не совсем, -- ответил Шульце и, обращаясь к горничной, сказал: --Господин еще не собирается спать. Принесите ваш кирпич попозже.

Горничная вышла.

Хагедорн, растерянный, погрузился в мягкое кресло.

-- Вам горничная тоже принесла нагретый кирпич?

-- Никоим образом, -- ответил Шульце. -- Уж не говоря о коньяке. -- Он размышлял.

-- А сиамских кошек? -- Хагедорн показал на корзинку.

Шульце схватился за голову, присел на корточки и стал разглядывать спящих котят. При этом не удержался и сел на ковер. Один котенок проснулся. Потянувшись, он вылез из корзинки и устроился на фиолетовой штанине Шульце.

Хагедорн писал открытку матери.

Шульце, улегшись на живот, играл с котенком. Потом проснулся второй, сонно посмотрел через край корзинки и после долгих размышлений тоже вылез на персидский ковер. У Шульце теперь прибавилось забот.

Хагедорн, взглянув на эту сцену, улыбнулся и сказал:

-- Осторожнее! Они царапаются!

-- Не беспокойтесь, -- заявил человек на ковре. -- Я умею с ними обращаться.

Оба котенка играли на пожилом господине в салки. Когда он их придерживал, они мурлыкали от удовольствия. Я чувствую себя как дома, подумал он. И когда эта мысль пришла ему в голову, его осенило.

Хагедорн закончил писать открытку, а Шульце положил двух котят обратно в корзинку к третьему. Они вопросительно смотрели на него, щуря черные глаза и довольно поводя хвостами.

-- Я скоро приду к вам опять, -- сказал он. -- А сейчас спите, как положено маленьким послушным кискам!

Потом он уговорил молодого человека передать открытку горничной, которая отнесет ее на почту.

-- За мной реванш, -- сказал Шульце. -- Вы должны посмотреть мой номер. Идемте!

Они отдали открытку горничной и вошли в лифт.

-- Фамилия любезного господина, который хорошо знает старого Тоблера, Кессельгут, -- рассказывал Хагедорн. -- Мы прибыли с ним одновременно. А четверть часа назад он спросил меня, не надо ли мне его содействия в концерне Тоблера. Считаете ли вы возможным, что он способен это сделать?

-- Почему бы и нет? -- сказал Шульце. -- Если он хорошо знает старого Тоблера, то уж справится с этим.

-- Но отчего совершенно посторонний человек решился мне помочь?

-- Наверное, вы ему симпатичны, -- сказал Шульце. Такое объяснение, видимо, показалось кандидату наук недостаточным.

-- Разве я симпатичен? -- спросил он удивленно. Шульце улыбнулся.

-- Даже чрезвычайно!

-- Извините, это ваше личное мнение? -- спросил молодой человек, покраснев.

-- Это мое твердое убеждение, -- ответил Шульце и тоже смутился.

-- Славно, -- сказал Хагедорн. -- То же самое вызываете и вы у меня.

Помолчав, они доехали до пятого этажа.

-- Вы живете на громоотводе? -- спросил Хагедорн, когда Шульце начал подниматься по лестнице на шестой этаж.

-- Еще выше, -- ответил тот.

-- Господин Кессельгут хочет послать Тоблеру мои работы, -- сообщил Хагедорн. -- Надеюсь, старый миллионер кое-что смыслит в рекламе. Ну вот, опять я завел свою шарманку, да? Но это не выходит у меня из головы. Я сбился с ног, мотаясь по Берлину уже не первый год. Почти каждый день меня отфутболивают куда-нибудь еще. Наконец, увозят в Альпы. И едва я там появляюсь, как совсем чужой человек спрашивает меня, не хочу ли я служить в концерне Тоблера.

-- Желаю удачи, -- сказал Шульце. Они шагали по узкому коридору.

-- Когда я заработаю денег, то отправлюсь в большое путешествие вместе с матерью, -- заявил Хагедорн. -- Может быть, на озера в Северной Италии. Мать была только в Свинемюнде и Гарце. Для шестидесятилетней женщины это мало, не правда ли?

Шульце был того же мнения. Пока молодой человек рассказывал о выигранных призах и связанных с ними географических познаниях, Шульце возился с дверным замком. Открыв дверь, он зажег свет.

Стокгольм и шхеры застряли у Хагедорна в горле. Он уставился бессмысленным взглядом на убогую каморку. После долго молчания он сказал:

-- Вы меня разыгрываете!

-- Входите, входите! -- пригласил Шульце. -- Присаживайтесь, пожалуйста, на кровать или в умывальный таз! Где угодно!

Хагедорн поднял воротник пиджака и сунул руки в карманы.

-- Холод полезен для здоровья, -- сказал Шульце. -- В крайнем случае не сниму домашние туфли, когда лягу спать.

-- Даже шкафа нет, -- сказал Хагедорн, оглядевшись. -- Как вы все это объясняете? Мне даруют шикарный апартамент. А вас премируют чердачной конурой и собачьим холодом!