Троецарствие

– Это беглый раб, его надо казнить! – воскликнул Дун Чэн.

– Он рассказал о вашем заговоре и сейчас это подтвердит. Кто же посмеет казнить его?

– Зачем вы слушаете беглого раба, господин чэн-сян?

– Ван Цзы-фу и другие уже сознались. Лишь вы один упорствуете.

Телохранители по знаку Цао Цао схватили Дун Чэна, а слуги бросились в спальню искать указ и письменную клятву заговорщиков. Под стражу были взяты семья Дун Чэна и все его домочадцы. С указом императора и клятвой, написанной на шелке, Цао Цао вернулся к себе во дворец и стал обдумывать план свержения Сянь-ди и возведения на престол другого императора.

Поистине:

Порой ни к чему не вели императорские указы,Но клятву одну подписал – все беды обрушились сразу.

О судьбе императора Сянь-ди вы узнаете из следующей главы.

Глава двадцать четвертая,

из которой читатель узнает о том, как злодеи убили Дун Гуй-фэй, и о том, как Лю Бэй потерпел поражение и бежал к Юань Шао

Когда Цао Цао заговорил о свержении императора Сянь-ди, Чэн Юй стал отговаривать его:

– Вы можете заставить трепетать всех и повелевать Поднебесной лишь потому, что действуете от имени ханьского императора. Сейчас князья еще не успокоились, и такой шаг, как свержение государя, обязательно послужит поводом к войне.

Цао Цао вынужден был отказаться от своего намерения. Он ограничился лишь тем, что приказал казнить пятерых заговорщиков с их семьями у четырех ворот столицы, не щадя при этом ни старых, ни малых. Всего было казнено более семисот человек. Все жители и чиновники, видевшие это, проливали слезы. Потомки сложили стихи, в которых оплакивали Дун Чэна:

Опять удостоен большого почетаКто раз императорский поезд спасал,Слова Сына неба ушли за ворота.Был в поясе послан секретный указ.Душою болел он за счастье страны,И в снах своих даже свергал он злодея.

Зато его верность и ныне живетИ в тысячелетья войдет не тускнея.

Есть и другие стихи, в которых оплакиваются Ван Цзы-фу и его единомышленники:

Собою пожертвовать, чтоб послужить государю,Они присягали и стойко сдержали обет.И верности ради семей своих не пожалели,За это их слава гремит уже тысячи лет.

Казнь Дун Чэна и других заговорщиков не умерила гнева Цао Цао. Он отправился во дворец, чтобы убить Дун Гуй-фэй, младшую сестру Дун Чэна и любимую наложницу императора. Сянь-ди осчастливил ее – она была беременна на пятом месяце.

В тот день император пребывал во внутренних покоях и беседовал с императрицей Фу, сокрушаясь о том, что до сих пор от Дун Чэна нет никаких вестей. Неожиданно к ним ворвался Цао Цао с искаженным от гнева лицом и с мечом в руках. Император побледнел.

– Государю известно, что Дун Чэн замышлял мятеж? – без всяких предисловий начал Цао Цао.

– Но ведь Дун Чжо убит! – удивился император.

– Не Дун Чжо, а Дун Чэн!

– Нет, нам ничего не известно.

– Забыли о прокушенном пальце и кровью написанном указе? – гремел Цао Цао.

Император молчал. Цао Цао распорядился привести Дун Гуй-фэй.

– Она на пятом месяце, пожалейте ее! – молил император.

– Я сам уже был бы мертв, если бы небо не разбило их планы! – не унимался Цао Цао. – Оставить эту женщину, чтобы она потом натворила мне бед?

– Заточите ее до родов во дворце. Убить ее вы и после успеете, – просила императрица Фу.

– Сохранить ее выродка, чтобы он мстил за свою мать! – упорствовал Цао Цао.

– Умоляю, не выставляйте на позор мое тело, когда я умру, – рыдала Дун Гуй-фэй.

Цао Цао велел подать ей белый шелковый шнур. Император со слезами говорил несчастной:

– Не сердись на нас, когда будешь в стране Девяти источников[117].

И у него ручьем покатились слезы. Императрица Фу тоже заплакала.

– Вы ведете себя как дети! – разгневался Цао Цао и приказал задушить Дун Гуй-фэй за воротами дворца.

Потомки сложили об этом такие стихи:

Напрасно правителя милость снискала прекрасная дева!Погибла несчастная! В жертву принесено семя дракона.Не в силах отвесть ее гибель, руками лицо закрывая,Безмолвно рыдал император, печалью своей удрученный.

– Казнить всех, кто из родственников императора по женской линии войдет во дворец без моего разрешения! – заявил Цао Цао дворцовой страже. – А тех, кто проявит попустительство, рассматривать как соучастников!