Троецарствие

А в это время малолетний император с императрицей Хэ и второй женой покойного императора урожденной Тан томился во дворце Вечного покоя. Запасы съестного с каждым днем истощались. Слезы не высыхали на глазах малолетнего императора. Однажды увидел он пару влетевших во дворец ласточек и сочинил такие стихи:

Над нежною травкой прозрачный дымокИ ласточек быстрых мельканье.В долине Лошуя, на зависть другим,Снуют между грядок крестьяне.В дали бирюзовой белеет стена —То старый дворец мой в тумане…Но кто же из верных и добрых людей

Придет облегчить мне страданье?..

Человек, постоянно шпионивший за ним по приказу Дун Чжо, сейчас же передал эти стихи своему покровителю.

– Так он от обиды сочиняет стихи! – воскликнул Дун Чжо. – Вот предлог убить его!

Он приказал Ли Жу взять десять стражников, войти во дворец и убить мальчика. Низложенный император и обе вдовы находились в верхних покоях, когда служанка сообщила, что пришел посланец от Дун Чжо. Ли Жу поднес императору чашу с вином, и тот спросил удивленно, что это значит.

– Наступил праздник весны, – сказал ему Ли Жу, – сян-го[35] Дун Чжо посылает вам чашу вина долголетия.

– Если это в самом деле вино долголетия, – возразила императрица, – то выпейте сначала сами.

– Так вы отказываетесь пить? – рассердился Ли Жу.

Он подозвал слугу с кинжалом и веревкой и крикнул императору:

– Не хотите пить вино – берите эти вещи!

Госпожа Тан упала на колени:

– Разрешите мне выпить это вино. Умоляю вас сохранить жизнь матери и сыну!

– Кто ты такая, чтобы отдать свою жизнь за жизнь вана? – закричал на нее Ли Жу и затем, поднеся чашу императрице Хэ, сказал:

– Ты можешь пить первой.

Тогда императрица стала проклинать Хэ Цзиня за то, что он навлек все нынешние бедствия, призвав злодеев в столицу.

Ли Жу торопил императора осушить чашу.

– Позвольте мне попрощаться с матушкой, – просил император, и, глубоко опечаленный, он сложил песню:

Пусть небо сойдется с землею и солнце во тьму погрузится.

Страну свою брошу навеки, в последний отправившись путь.Меня унижают холопы, но жить мне осталось недолго,Великая сила уходит, слезами ее не вернуть!

Госпожа Тан также сложила песню:

Пускай же расколется небо, земля превратится в пустынюЗа то, что наложницей бедной твой путь не могу разделить.Кто раньше из жизни уходит, с живыми навек расстается.И скорбь, что мне сердце терзает, хочу я слезами излить!

Окончив пение, они обнялись и заплакали.

– Сян-го ждет меня с донесением, – вскричал Ли Жу, – а вы медлите! Уж не надеетесь ли вы на чью-либо помощь?

– Разбойник Дун Чжо принуждает нас умереть! Да покарает его небо! – гневалась императрица Хэ. – Ты помогаешь злодею – так пусть же погибнет твой род!

Ли Жу в бешенстве схватил императрицу и сбросил ее с башни. Затем он приказал задушить госпожу Тан и силой влил в рот малолетнего императора отравленное вино. Возвратившись, он доложил об этом Дун Чжо, и тот велел похоронить убитых за городом.

С тех пор Дун Чжо каждую ночь стал ходить во дворец, бесчестил придворных женщин и даже спал на императорском ложе.

Однажды Дун Чжо повел свое войско в Янчэн. Это было во втором лунном месяце, когда поселяне устраивали благодарственные жертвоприношения, на которые собирались все мужчины и женщины. Дун Чжо приказал окружить ни в чем не повинных людей, перебить всех мужчин и захватить женщин и имущество. Нагрузив разным добром повозки и привязав к ним более тысячи отрубленных голов, они возвратились в столицу, распространяя слух, что одержали великую победу и уничтожили шайку разбойников. Головы убитых были сожжены у городских ворот, а женщины и имущество разделены между «победителями».

Один из сановников, У Фоу, возмущенный злодеяниями Дун Чжо, замыслил убить его и стал под придворным платьем носить легкий панцирь и кинжал. Выследив однажды Дун Чжо, У Фоу выхватил кинжал и бросился на него. Но Дун Чжо, обладая большой силой, сумел удержать У Фоу, пока не подоспел Люй Бу и не связал его.

– Кто научил тебя бунтовать? – допытывался Дун Чжо.

– Ты мне не государь, а я не твой подданный! – вскричал У Фоу. – Разве я бунтовщик? Твои злодеяния переполнили чашу терпения неба, и каждый честный человек горит желанием убить тебя. Я горюю, что не могу разорвать тебя, этим я заслужил бы благодарность Поднебесной!