Троецарствие

Однажды во время такого пира доложили, что прибыло несколько сот воинов, добровольно сдавшихся в плен при усмирении северных земель. Сидя за столом, Дун Чжо придумывал казни для них. Он приказывал отрубать им руки и ноги, выкалывать глаза, отрезать языки, варить в большом котле. Вопли истязаемых жертв потрясали небо. Придворные ежились от страха, а Дун Чжо пил, ел, беседовал и смеялся как ни в чем не бывало.

В другой раз Дун Чжо собрал сановников на дворцовой башне и усадил их около себя в два ряда. Когда чаша с вином обошла несколько кругов, вошел Люй Бу и что-то шепнул Дун Чжо на ухо.

– Вот оно что! – с усмешкой воскликнул Дун Чжо и приказал Люй Бу схватить сидевшего на циновке сы-куна[50] Чжан Вэня и сбросить с башни вниз.

Сановники изменились в лице. Через несколько минут слуга на красном блюде принес голову Чжан Вэня. У присутствовавших душа ушла в пятки, а Дун Чжо, улыбаясь, сказал:

– Не пугайтесь! Чжан Вэнь связался с Юань Шу, чтобы погубить меня. Он послал к нему человека с письмом, но оно случайно попало в руки моего названого сына Люй Бу. Вот почему я казнил Чжан Вэня. Вам же нечего бояться, если на то нет причин.

Чиновники, почтительно поддакивая, разошлись.

Сы-ту Ван Юнь, возвратившись домой, стал размышлять над тем, что произошло во время пира, и не находил себе покоя.

Глубокой ночью, опираясь на посох, Ван Юнь вышел в сад. Ярко светила луна. Ван Юнь подошел к цветам и, обратив лицо к небу, заплакал. Тут ему послышалось, что кто-то протяжно вздыхает возле беседки Пиона. Ван Юнь потихоньку подкрался и увидел свою домашнюю певицу Дяо Шань.

Девушка эта, с малых лет взятая в дом Ван Юня, была обучена пению и танцам. Ей едва исполнилось шестнадцать лет, и она была так изумительно красива и искусна, что ее прозвали Цикадой. Ван Юнь обращался с нею как с родной дочерью. Услышав ее вздохи в эту ночь, он с удивлением спросил:

– Послушай, негодница, не завела ли ты шашни с кем-нибудь?

Дяо Шань испугалась и, упав на колени, воскликнула:

– Смею ли я смотреть на кого-нибудь!

– Чего же ты тогда вздыхаешь по ночам?

– Позвольте мне рассказать вам все от чистого сердца, – вымолвила Дяо Шань.

– Не скрывай от меня ничего, ты должна говорить мне только правду, – ответил Ван Юнь.

– Вы всегда были милостивы ко мне, – начала Дяо Шань. – Вы научили меня петь и танцевать и обращались со мной так хорошо, что если бы даже я умерла ради вас, и то я не отплатила бы и за десятую долю ваших благодеяний. С недавних пор я стала замечать, что вы, господин мой, сурово хмурите брови. Причиной тому, наверно, какое-то государственное дело, и я не осмеливаюсь спрашивать. Вот и сегодня вы опять чем-то озабочены. Я вижу это и потому вздыхаю. Если бы я могла вам чем-нибудь помочь, поверьте, я не пожалела бы своей жизни.

– Кто знает! – воскликнул Ван Юнь, стукнув посохом о землю. – Может быть, судьба Поднебесной в твоих руках? Идем-ка со мной!

Дяо Шань последовала за Ван Юнем в его покои. Отослав всех служанок и наложниц, Ван Юнь усадил Дяо Шань на циновку и почтительно поклонился ей.

– Зачем вы это делаете? – испуганно вскричала Дяо Шань, падая перед ним ниц.

– Сжалься над людьми Поднебесной! – промолвил Ван Юнь, и слезы ручьем хлынули из его глаз.

– По вашему приказанию я готова десять тысяч раз умереть, – отвечала Дяо Шань.

– Народ наш на краю гибели, – продолжал Ван Юнь, опускаясь на колени. – Связь между Сыном неба и подданными так же непрочна, как груда яиц, – тронь ее, и она развалится. Дун Чжо посягает на императорскую власть, придворные не знают, как уберечь от него трон. Никто, кроме тебя, не спасет положение! У Дун Чжо есть приемный сын по имени Люй Бу. Он высокомерен и храбр необыкновенно. Но мне известно, что оба они питают слабость к женскому полу, и я придумал план «цепи». Вот что от тебя требуется. Сначала я просватаю тебя за Люй Бу, а потом отдам Дун Чжо. Находясь в его дворце, ты должна использовать каждый удобный случай, чтобы посеять между ними смертельную вражду. Ты должна добиться, чтобы Люй Бу убил Дун Чжо. Этим ты поможешь избавиться от злодея и укрепить государство. Все это в твоих силах. Не знаю, согласишься ли ты.

– Отдавайте меня им хоть сейчас, – не колеблясь заявила Дяо Шань. – А там уж я придумаю, как действовать.

– Но если тайна раскроется, мы все погибнем, – сказал Ван Юнь.

– Не печальтесь, господин мой, – повторила Дяо Шань. – Пусть я умру под ударами десяти тысяч мечей, если не исполню своего великого долга!

Ван Юнь поклонился ей с благодарностью.

На другой день он приказал искуснейшему ювелиру сделать головной убор из бесценных жемчужин и тайно отослал его Люй Бу. Вскоре польщенный Люй Бу явился к Ван Юню с изъявлениями благодарности. А Ван Юнь в ожидании этого уж приготовил на красиво убранном столе самые богатые яства. Он встретил гостя у ворот, ввел во внутренний зал своего дома и усадил на почетное место.

– Я – простой воин, – сказал Люй Бу, – а вы высокое лицо при дворе. Чем я заслужил такое уважение?