Сыма Ши и Сыма Чжао с войском остались позади. Дойдя до подножья гор, Сыма И увидел вдалеке шуские войска и бросился за ними в погоню. Но вдруг за горой затрещали хлопушки, загремели барабаны – из лесу с развернутыми знаменами вышел вражеский отряд. На ветру развевалось большое знамя, на котором были иероглифы: «Ханьский чэн-сян, Усянский хоу Чжугэ Лян».
Сыма И, побледнев от страха, увидел, как несколько воинов выкатили вперед коляску, где, выпрямившись, сидел Чжугэ Лян с шелковой повязкой на голове, в одеянии из пуха аиста, отороченном черной тесьмой, и с веером из перьев в руке.
– Чжугэ Лян жив! – отчаянно закричал Сыма И. – Мы в ловушке!
Он повернул коня, но в этот момент загремел голос Цзян Вэя:
– Стой, разбойник! Ты попался в западню нашего чэн-сяна!
У вэйских воинов душа ушла в пятки; бросая по дороге доспехи, шлемы, копья, алебарды, они бежали, ослепленные страхом.
Более пятидесяти ли без оглядки мчался Сыма И. За ним неслись два военачальника, поочередно выкрикивая:
– Ду-ду, не бойтесь!
Сыма И провел рукой по лбу:
– Моя голова еще цела?
– Не бойтесь, ду-ду! – повторяли военачальники, подъезжая к Сыма И. – Враг далеко.
Сыма И немного отдышался. Увидев, что с ним Сяхоу Ба и Сяхоу Хуэй, он успокоился и вновь взялся за поводья. Вместе с двумя военачальниками он возвратился в лагерь. Вскоре оттуда во все стороны разъехались разведчики.
Прошло два дня. Местные жители рассказывали Сыма И:
– Как только шуское войско вступило в долину, развернулись белые траурные знамена, плач и стенания потрясли землю: Чжугэ Лян умер, в коляске сидел не он, а деревянная статуя. А Цзян Вэй, выполняя приказ, оставленный чэн-сяном, с тысячей воинов прикрывал отход войск.
Сыма И вздохнул:
– Как я мог думать, что Чжугэ Лян жив! Не хватило ума догадаться, что он умер!
С тех пор в народе существует поговорка: «Мертвый Чжугэ Лян обратил в бегство живого Сыма И».
А потомки сложили такие стихи:
Сыма И снова бросился в погоню за шускими войсками, но, дойдя до склона Чианьпо, повернул назад – противник ушел слишком далеко. Обратившись к военачальникам, Сыма И сказал:
– Чжугэ Ляна больше нет в живых. Теперь мы можем спать спокойно.
По дороге Сыма И осмотрел опустевший лагерь Чжугэ Ляна и не нашел там ни одного недостатка. Все там было построено по правилам военного искусства.
– Да, – задумчиво произнес Сыма И, – Чжугэ Лян был самым замечательным человеком в Поднебесной!
Оставив военачальников с войском охранять проходы в горах, Сыма И уехал в Лоян.
Тем временем Ян И и Цзян Вэй, сопровождавшие гроб с телом Чжугэ Ляна, медленно двигались по дороге Чжаньгэ. Все воины были в трауре, шли босые и причитали. Многие даже умерли, не выдержав горя.
Передовой отряд вступил в горы, где начинались подвесные дороги. Вдруг впереди, озаряя небо, вспыхнул огонь. Крики потрясли землю, и путь отряду преградило чье-то войско. Встревоженные военачальники бросились к Ян И за распоряжениями.
Поистине:
Если вы хотите узнать, что это было за войско, загляните в следующую главу.
Глава сто пятая
Едва полководцу Ян И из передового отряда донесли, что путь впереди прегражден, как он выслал разведку узнать, что там за войско. Разведчики сообщили, что Вэй Янь сжег впереди подвесную дорогу и стал со своим отрядом на пути.
Ян И сильно встревожился и сказал:
– А ведь чэн-сян предупреждал меня, что Вэй Янь изменит! Но кто знал, что это случится сегодня! Как же быть?
На эти слова отозвался Фэй Вэй.
– Изменник Вэй Янь прежде всего постарается оклеветать нас перед Сыном неба! Он обвинит нас в том, что мы подняли мятеж, и он сжег подвесную дорогу, чтобы помешать нам вернуться в царство Шу. Мы должны поскорей отправить Сыну неба подробный доклад об измене Вэй Яня, а уж потом думать, как расправиться с ним.
– Здесь поблизости есть глухая тропа, которая называется Чашань, – сказал Цзян Вэй. – Хоть она вьется между скал над пропастями, но по ней можно пробраться в тыл Вэй Яню. Мы выйдем по этой тропинке и пошлем доклад государю.
В это время Хоу-чжу находился в Чэнду, и ему приснился сон, что горы Цзиньбин, окружающие Чэнду, рухнули. Он проснулся в сильном испуге и, едва дождавшись рассвета, созвал всех чиновников во дворец. Рассказав им свое сновидение, Хоу-чжу спросил, что оно означает.
Цзяо Чжоу, подумав, сказал: