Троя

И всё-таки он не понял. Годовщина? Их вообще не замечают, не то чтобы закатывать пирушку.

— А, так вы не празднуете по-настоящему, — протянул он и кивнул сервитору на пустую винную чашу.

— Почему же, у меня и впрямь день рождения, — повторил Харман с улыбкой. — Девяносто девятый по счёту.

Даэман оцепенел. Потом изумлённо заозирался по сторонам. Это какой-то провинциальный розыгрыш, причём весьма низкого пошиба. В приличном обществе подобными вещами не шутят. Мужчина приподнял уголки губ, ожидая подвоха.

— Да нет же, серьёзно, — беззаботно обронила Ада.

Остальные гости хранили молчание. В лесу кричали ночные птицы.

— Э-э-э… извините, — выдавил из себя коллекционер.

Харман задумчиво покачал головой:

— У меня такие планы на этот год. Столько нужно успеть.

— В прошлом году он прошёл пешком сотню миль по Атлантической Бреши, — вставила Ханна, подруга Ады — смуглая брюнетка с короткой стрижкой.

Теперь Даэман не сомневался: ну разумеется, над ним подтрунивают.

— Бросьте, там же нельзя ходить.

— Но я это сделал, — возразил именинник, вгрызаясь зубами в кукурузный початок. — Как и упомянула Ханна, это была обычная прогулка: сто миль туда и сразу обратно, к побережью Северной Америки. Ничего особенного.

— И как же вас занесло в те края, Харман Ухр? — съязвил собиратель, дабы не отстать от шутников. — Кажется, рядом нет ни единого факс-узла.

В действительности гость ни сном ни духом не ведал, где обретается пресловутая Брешь, и весьма приблизительно догадывался о местоположении Северной Америки. Зато он лично побывал во всех трёхстах семнадцати узлах. И не единожды.

Именинник положил кукурузу на стол.

— А я дошёл, Даэман Ухр. Начиная от восточного побережья Северной Америки, Брешь тянется вдоль сороковой параллели, если не ошибаюсь, до Испании — была такая страна в Потерянную Эпоху. Развалины старинного города Филадельфии (вам они известны как Узел 124, жилище Ломана Ухр) находятся всего лишь в нескольких часах ходьбы от Бреши. Будь я посмелее и захвати тогда побольше еды, устроил бы пикник в самой Испании.

Соблазнитель девушек слушал, кивал и учтиво улыбался этим бредням. Что он несёт? Начал непристойным бахвальством по поводу девяносто девятого дня рождения, теперь вот порет чушь про какую-то ходьбу, города Потерянной Эпохи, параллели… Что за странная прихоть? Люди не передвигаются пешком далее нескольких ярдов. Да и зачем? Всё нужное и интересное установлено возле факсов, и лишь некоторые чудаки, вроде хозяев Ардис-холла, обитают чуть поодаль — так ведь и до них всегда легко добраться на одноколке или дрожках. Коллекционер, конечно же, знал Ломана: третью Двадцатку Оно отмечали как раз в его обширном поместье. А вот всё прочее звучало пустой тарабарщиной. Спятил мужик на старости лет. Случается и такое. Окончательный факс в лазарет и Восхождение это исправят.

Даэман бросил взгляд на хозяйку стола в надежде, что она вмешается и уведёт разговор в нормальное русло, но та лишь улыбалась, как будто бы соглашаясь с речами сумасшедшего. Собиратель бабочек огляделся: неужели никто его не поддержит? Гости внимательно — даже с видимым интересом — слушали Хармана. Можно подумать, подобный трёп давно стал привычной частью их провинциальных ужинов.

— Форель сегодня отменная, не правда ли? — обратился коллекционер к соседке слева. — У вас тоже?

Сидящая напротив крупная рыжеволосая дама, чей возраст явно перевалил за третью Двадцатку, пристроила выдающийся подбородок на маленьком кулачке и спросила:

— Ну и как там, в Атлантической Бреши? Расскажите!

Кудрявый, прожаренный на солнце мужчина принялся отнекиваться, однако все за столом — в том числе и юная блондинка, грубо пропустившая мимо ушей учтивую реплику Даэмана, — взмолились о том же. Наконец Харман грациозно поднял руку, показывая, что уступает:

— Хорошо-хорошо. Если вы никогда не видели Брешь, она потрясает, ошеломляет, завораживает ещё с берега. Расщелина в восемьдесят ярдов шириной убегает на восток, сужаясь к горизонту, и там, где волны сходятся с небом, кажется: это просто яркая прожилка в океане.

Когда заходите внутрь, вас охватывает странное чувство. Песок на дне абсолютно сух. Вы не слышите плеска прибоя. Сперва взгляд скользит по краям пролома, затем вы шагаете дальше, и постепенно с обеих сторон воздвигаются стены воды, словно стекло, что отделяет человека от бурлящего прилива. Нельзя устоять перед искушением потрогать загадочный барьер — прозрачный, пористый, почти не поддающийся давлению, излучающий прохладу пучины и при этом совершенно непроницаемый. Под ногами скрипит песок и ссохшийся за столетия ил, повсюду видны окаменевшие останки растений и разных подводных жителей: в этих местах морское дно веками не ведало иной влаги, кроме нескольких капель дождя.