Троянский кот

— Твои руки свободны, — возразил Бэнкей, таща за собой гадальщика к тому месту, где оставил суму и посох. — А что касается денег, то я могу взять в виде пожертвования лишь деньги, заработанные честно. Если же они попали к тебе неположенным путем — оставь их себе, и пусть они отягощают твою карму. Я дурных денег в свой монастырь не понесу.

— Деньги я заработал честно — мне их заплатили молодые господа за хорошее гадание, — заявил старикашка. — Я посоветовал им сменить направление пути. Так что возьми немного и ступай своим путем!

— Это были двое молодых господ в красивой повозке, запряженной рыжим быком с белыми ногами? — уточнил Бэнкей. — И за повозкой следовали носилки?

— Да, и кэраи вели в поводу прекрасного коня цвета метелок тростника. Я поделюсь с тобой этими честно заработанными деньгами, если ты меня отпустишь, — пообещал гадальщик.

— Почему же ты спрятался от меня?

— Я не хотел тебе гадать, — признался старик. — Если вы, монахи, привяжетесь, то уж не отвертеться. А платить мне за гадание ты не стал бы. Видишь ли, я тороплюсь — хочу до темноты попасть в селение. Неохота в такой холод ночевать в кумирне на перекрестке.

— Раз так, то ступай, — позволил Бэнкей, отпуская шиворот.

Старикашка с неожиданной прытью отскочил от монаха.

И тут только Бэнкей ощутил неладное.

Сперва легкой судорогой свело пальцы рук и ног. Потом мелко задрожало что-то в животе и сам собой подтянулся зад.

А старикашка оскалил крепкие желтые зубы, издал что-то вроде скрипучего «Х-хе! Хе-хе!..» и стал медленно пятиться.

Бэнкей метнул в него посох. Острый конец того монашеского посоха при нужде мог бы пробить и ворота, особенно если не новые, а уже малость подгнившие. Старикашка увернулся.

И тут на снег легли синие тени. Внезапно подкрался вечер.

Фальшивый гадальщик сложил пальцы в хитроумную корзинку, набрал в грудь воздуха и резко выдохнул.

Эти приемы Бэнкей тоже знал. Перед тем, как поселиться в монастыре, он обучался у горных отшельников — ямабуси, где и познакомился с тэнгу Остроносом.

Нечисть собиралась с силой, а день уступал место ночи.

— Фудо-ме… — прошептал Бэнкей, призывая на помощь Пылающий меч. Он соединил перед грудью руки. Это уже были не руки, а пребывающий в ножнах меч карающего божества.

— Фудо-ме! — позвал Бэнкей, призывая меч к действию. — Фудо-ме!

Желтобровая нечисть, стоявшая напротив, отшатнулась. Тот, кто принял облик старого бродячего гадальщика, сбился с дыхания. Но наступающая тьма давала ему силу.

Бэнкей внезапно сделал выпад вперед. И рассек правой рукой воздух слева направо. Следующим резким взмахом он прочертил воздух сверху вниз. И увидел, как вспыхнули две серебристые полосы.

Пока они не погасли, Бэнкей нанес по воздуху новый стремительный удар слева направо, и еще один сверху вниз. Линии, не угасая, образовали первый квадрат решетки Кудзи-кири.

— Фудо-ме! — ощущая свою напряженную ладонь лезвием священного Пылающего меча, воскликнул Бэнкей. Главное было — верить и наносить столь быстрые удары, чтобы удержать свечение, пока не будет выстроена вся решетка из девяти полос, пяти продольных и четырех поперечных.

Казалось, и мгновения не прошло — а спасительная и дающая силу решетка Кудзи-кири уже висела в воздухе между монахом и нечистью.

— Кудзи-госин-хо! — разрывая ее руками, крикнул Бэнкей. Теперь он был готов к схватке.

Вот только сражаться было не с кем. Пока он видел серебряные полосы решетки, и только их, фальшивый гадальщик бесследно исчез.

Бэнкей молча соединил руки перед грудью, пряча в воображаемые ножны Пылающий меч Фудо-ме.

Он еще мог разглядеть следы на снегу. Пока совсем не стемнело, следовало разобраться, куда скрылась желтобровая нечисть.

Бэнкей прищурился — следы растоптанных варадзи и днем-то не всегда правильно указывали направление, а сейчас, в полумраке, и вовсе трудно было догадаться, где пятка, а где носок. Однако Бэнкей, таща старикашку за шиворот, убедился, что нечисть весит немало. Вряд ли она унеслась по воздуху, хотя ночью всякое могло случиться. Скорее уж кинулась прочь — туда, откуда взялась. Или засела в кустах, наблюдая за оставшимся без противника монахом.

Решетка Кудзи-кири служила ему, как и всякому начертавшему ее воину, надежной защитой. Но Бэнкей редко испытывал действие решетки и не знал, долго ли она будет его охранять. Поразмыслив, он взял суму и посох, сплюнул и зашагал прочь. Пусть желтобровая нечисть видит монах не хочет с ней связываться и уходит восвояси. Тем более, что где-то там, куда он уходит, есть небольшое селение, а ночевать лучше под крышей, чем под кустом.

Отойдя довольно далеко, Бэнкей остановился и прислушался.

Решетка Кудзи-кири, давая силу, обостряла впридачу все чувства. Если нечисть кралась следом — Бэнкей увидел бы ее на фоне снега или услышал шаги. Ведь нечисть эта была из плоти, и никуда от собственной плоти деться не могла.

Очевидно, фальшивый гадальщик решил, что монах не станет его преследовать. Они схлестнулись, померялись силами — и оба отступили. Монах пошел своей дорогой…