Троица

– Что там? – нетерпеливо спросил Генрих.

– Он требует у вас меня, ваше величество, – с кислой ухмылкой ответил Сомерсет. – Чтобы вы выдали меня ему, а заодно и графа Перси. Дескать, мы оказываем на ваше величество вредоносное влияние и возводим хулу на его усердную службу, преданность и верноподданнические чувства. У вас он испрашивает милости и прощения за то, что стоит во главе войска, но… – Сомерсет вернулся вниманием к свитку, шевеля губами, – от себя он пишет, что ему не нужно ничего, кроме справедливого суда над «гнусными злошептателями» при вашем дворе.

– А я там упомянут? – поинтересовался Дерри Брюер.

– Вы нет, – не глядя в его сторону, бросил Сомерсет.

– Вот негодяй! – с чувством выдохнул Дерри. – Нет, ну надо же: столько лет я торчу у него занозой в боку, а он даже не удосуживается включить меня в свой перечень врагов. Ей-богу, это еще хуже, чем когда тебя преследуют!

На возмущение шпиона Сомерсет, не отвлекаясь от чтения, лишь скривился в улыбке. Дерри, в свою очередь, посматривал на короля в надежде, что предотвратил вспышку высочайшего гнева. Генрих при чтении письма сделался подозрительно спокоен, даже флегматичен, и кровь отлила у него от лица. Он как во сне, откуда-то издалека промолвил:

– Еще никто из моих лордов не обращался ко мне с такими дерзостями. Ответьте же ему, Сомерсет. – Король огляделся и с сухим блеском в глазах, уже крепнущим голосом продолжил: – Пошлите к нему вашего герольда. Пусть он там во всеуслышание объявит: Йорк, Солсбери и Уорик будут объявлены изменниками, прокляты и ославлены, если немедленно

не покинут этого места в ожидании моего суда и в молитвенных упованиях на мою милость. Только это, и больше ничего. А там посмотрим.

Старик граф буквально цвел. Разудалый весенний день не мог для него задаться лучше, чем с гнева короля, булатом звенящего в том числе и против врагов Перси. Сомерсет с поклоном вышел. Дерри помедлил лишь для того, чтобы заручиться разрешением Генриха отправиться следом. Тогда, крепко ухватив за руку все еще кровоточащего герольда Йорка, он двинулся к завалам из бревен, мебели и хлама.

По всему было видно, что люди Сомерсета работали не покладая рук с самого своего прибытия в город. Они не только повырубили терновник, но и связали меж собой дюжины тяжелых столов и стульев, перегородив ими все три дороги, что вели в Сент-Олбанс с востока. Непреодолимым этот заслон назвать было нельзя – все созданное одним человеком может быть порушено другим, – но сюда, не дожидаясь приказа, уже стянул своих валлийцев Джаспер Тюдор. На равных промежутках здесь виднелись невысокие чернявые люди с длинными луками из тиса, готовые защищать этот рубеж, а при необходимости и влезать на него для лучшего обзора. Представив себе попытку штурма такого заслона, Дерри невольно поежился. Войску Йорка, если оно двинется на короля с этого фланга, не позавидуешь.

Сомерсет, невзирая на протесты, переваливал через заслон йорковского герольда, который лишь чертыхался, цепляясь и раздирая одежду о сучья и выступы. Видно было, как он, перелезая, пытается запомнить расположение лучников. Увиденное его не радовало.

В эту секунду снаружи из-за заслона вжикнул камень, под которым один из валлийцев, ругнувшись по-своему, пригнулся, иначе бы ему прилетело между глаз. Дерри в гневе поджал губы.

– Милорд Тюдор! – громко окликнул он. – Вашим людям известно, что король Генрих велел всем стоять на местах и не ввязываться в бой?

Вообще-то это было не совсем так, а окрик предназначался в основном тем, кто мог невзначай пойти на поводу у своего гнева или внезапной боли. Тот лучник сердито полыхнул глазами с вышины заслона, а Джаспер Тюдор, кивнув, сказал ему что-то на валлийском, отчего тот пригнул голову и стал снова глядеть наружу. Снаружи о дерево шарахнул гораздо более крупный каменюка, и Дерри вполголоса прошипел проклятие. Солсбери сейчас наставлял своего собственного герольда (не секрет, что перед угрозой расправы кое-кто из ратных людей перестает быть надежным). Вот один из валлийцев выкрикнул что-то злобно-язвительное кому-то, неразличимому по ту сторону заграждения; товарищи остряка зашлись улюлюканьем. В это мгновение сердце Дерри пронзила игла тревоги. Заграждение состояло в основном из сухого дерева. Да, на случай возгорания с этой стороны были заготовлены ведра с водой, но ведь это смотря чем и как поджигать.

Сомерсетов герольд закончил кивать, выслушивая указания, после чего валлийцы помогли ему вслед за йорковским гонцом перебраться через завал. Вид у герольда был бледный: кому хочется вот так, по своей воле, пробираться через глумливые ряды без пяти минут неприятеля?

К Дерри, смотрящему через зазоры в баррикаде, подобрался Сомерсет. Вид у него был озабоченный.

– Если Йорку достанет благоразумия, то он отведет своих людей прежде, чем ему в глотку вонзится копье или кто-нибудь выкрикнет нестерпимое оскорбление, – сказал он.