Измученные люди днём продолжали молиться и таскать за собой окаменевшие «грехи», а ночью, жертвуя сном, били ногами по мешкам и ногтями выковыривали из отверстий осколки соляной глыбы.
Порой в чистилище появлялся Праведный Отец. Глядя в фиолетовые глаза, мученики выворачивали душу наизнанку, признавались в своих грехах, в грехах родственников и соседей. Каялись самозабвенно, искренне и даже не подозревали, что обрекали родных и знакомых на те же самые муки.
Проходили дни, но мешки не становились легче. Рвались связки, вылетали суставы, вылезала грыжа. Соль разъедала кожу. Сдавался разум. Человек выдерживал ровно столько, сколько мог выдержать. И тогда Праведный Отец назначал День Покаяния, чтобы единоверцы отпустили грешнику оставшиеся грехи. Человека под руки выводили из ворот обители Братства. Он падал на четвереньки, на исходе сил полз по дорожке, мощённой красными камнями, и на грани безумия молил всех и вся о прощении.
Малику провели в келью, расположенную в тупике коридора. Как в насмешку, выдали куль. Точнее, Брат приволок его в каморку и, смахнув с виска струйку пота, объяснил, что с мешком надо делать. Ещё не придя в себя от произошедшего, Малика сидела на лежанке; ни подушки, ни матраса, одни полусгнившие доски. В коридоре напротив распахнутой двери горела керосиновая лампа. В застывшем свете по стенам, будто слёзы, катились капли. Возле двери стояло ржавое ведро, в нем плавала жестяная кружка. Воняло плесенью и гнилью.
Глянув на куль, прислонённый к лежанке, Малика усмехнулась: в нём соль, а не песок — повезло несказанно. С седьмой попытки удалось зачерпнуть из ведра воды, пальцы не хотели сгибаться, и кружка выскальзывала из рук. Свалив мешок и усевшись сверху, подставила кружку под тончайшую струйку соли. Прошёл час, может, два, пока получился крепкий раствор. Зубами она разорвала подол платья и, обработав раны раствором, обмотала кисти рук красными шёлковыми лентами. В изнеможении рухнула на доски и провалилась в чёрную яму.
Разбудил её чей-то взгляд. Малика села. Пошевелила онемевшими пальцами. Чувствительность вернулась с тысячами иголок. Это хорошо…
— Днём ты должна искупать грехи, — сказал Брат, стоя на пороге. — Спать будешь ночью.
— У меня нет грехов, — ответила, осторожно сгибая пальцы. Покалывание сменилось жжением. Это тоже хорошо…
— Ты должна…
— Я должна принять горячую ванну, переодеться в чистую одежду, сходить к лекарю, а потом лечь в тёплую постель. Это всё, что я должна.
— Вытащи мешок из кельи.
— Он мне не мешает.
— Возьми мешок!
Малика вытянула руки:
— Как?
Брат мазнул взглядом по красным лентам, пропитанным кровью:
— Зубами.
Малика подошла к нему вплотную:
— Где у вас ванная комната?
— Здесь нет ванной.
— А туалет?
— По коридору направо. Но ходить ты можешь, только таская за собой свои грехи.
Малика оглянулась на куль:
— Не понимаю, когда я успела столько нагрешить? — Вновь перевела взгляд на Брата. — Пропусти.
— Возьмёшь мешок, пропущу.
— Тогда мне придется сделать свои дела прямо здесь. — Малика приподняла подол. — Будешь смотреть?
— Первый и последний раз, — сказал Брат и посторонился.
Туалет находился за дверями с решётчатым оконцем. Малика стояла на пороге и не могла заставить себя войти в провонявшую испражнениями клетушку. В полумраке просматривался деревянный настил с вырезанными дырами. На полу блестела то ли глина, то ли грязь. На это можно было закрыть глаза, если бы не босые ноги. Малику привели в подземелье сразу после собрания Избранных. Спускаясь по сверкающей лестнице из белого камня, она не предполагала, где окажется. А если бы догадалась, сапоги или туфли ей никто бы не дал.
— Заходи, — прозвучал за спиной голос Брата.
— Там грязно.
— Не грязнее, чем в твоей грешной душе.
Малика обернулась:
— Однажды со мной захотел поговорить больной человек. Он согрешил и хотел покаяться. В его посёлке духовного отца не было. И в соседнем тоже не было. Человек не мог оставить слепую жену одну с детьми и пойти в далёкий храм. Он мучился, терзался угрызениями совести, но никому не мог признаться в том, что сделал. Этот грех настолько извёл человека, что у него начался нервный тик конечностей. Знаешь, что это такое?
В непроницаемых глазах Брата промелькнуло что-то, напоминающее любопытство:
— Не знаю.
— Человек не мог спокойно стоять. Все время пританцовывал и подпрыгивал. Смотреть на него было жутко. Пожилой мужчина, натруженные руки, строгое лицо, а дёргается, как кукла на резиночке.
— Бог наказал, — произнёс Брат.
Малика покачала головой:
— Шли дожди, урожай сгнил на корню, землю размыло — ступить нельзя. Безлошадные из сёл не выходили. Люди голодали. Голодали жена и дети этого человека. А его зажиточный сосед привёз из города продукты. Вытащил сумку из телеги, поставил под навес, чтобы водой не залило, а сам повёл лошадь в конюшню. Сердобольным к животине оказался. Пока распряг, пока сена подкинул. Вернулся — в сумке нет булки хлеба.
— «Танцор» украл? — поинтересовался Брат.