Служанка встала на четвереньки, подползла к Малике и прижала к изгибу её стоп горячие ладони. Малика окинула взглядом покатые плечи и гибкую спину, тонкую талию и округлые бёдра. Альхара сказал: «В её возрасте чаруш не носят…» Ракшадки закрывают лица с тринадцати лет. Значит, перед ней девочка-подросток. До чего же ладная у неё фигурка…
Кенеш подняла голову, и нарисованный воображением образ юной прелестницы вмиг испарился. Это была темнокожая старая женщина: утратившие упругость щёки и подбородок, увядшие губы, на лбу глубокие морщины.
— Для меня большая честь служить шабире, — произнесла нараспев Кенеш и обхватила руками лодыжки Малики. — Идём, шабира. Я приготовлю тебе горячую ванну.
Раболепная поза и беззастенчивые прикосновения вызвали волну неприязни к старухе. Борясь с желанием оттолкнуть её, Малика всматривалась в оливковые глаза, но не видела в них ничего, кроме искреннего обожания.
Галисия стянула с шеи шарф:
— Что это с ней?
— Снимите чулки, маркиза, — велела Малика и жестом приказала Кенеш подняться.
Старуха провела их во вторую каюту, которая оказалась намного больше. Стены и потолок обиты серебристым шёлком с узором из вьющихся растений. Огромный бледно-зелёный ковёр напоминал лужайку, покрытую инеем. В углах возвышались сундуки. Убранство каюты довершали парчовые подушки разных размеров и формы.
Кенеш забрала у Малики плащ и скрылась за боковой дверью.
— Ковёр тёплый, — вымолвила Галисия и кинулась к круглому окну. — Малика! Посмотри! Дворец Зервана… — И вдруг всхлипнув, прижалась носом к стеклу. — Прощай…
Малика привалилась к стене, тёплой, как и пол. Она не будет смотреть в окно. Ей не с кем прощаться — её никто не провожает.
Тишину нарушали причитания Галисии: «Я забыла мою любимую книжку. И альбом забыла, и расчёску. Теперь всё это выбросят. Ты вернёшься, а я нет. Я больше никогда не войду в свою беседку…»
Боковая дверь приоткрылась и впустила в каюту шум воды и сладкий, насыщенный аромат. Запах детства. Милый, добрый Мун всегда начинал обход замка с кухни и частенько приносил Малике свежеиспечённые булочки, посыпанные ванильным сахаром. Рано утром аппетит не желал просыпаться, и Малика прятала лакомство под подушку, чтобы не обидеть старика. Но он нашёл её тайник. Булочки исчезли, а запах ванили остался в памяти.
— Ванна готова, шабира, — донёсся шипящий голос старухи.
— Что она сказала? — спросила Галисия.
— Сказала, что приготовила ванну, — ответила Малика. И не смогла из себя выдавить: «Только не вам, а мне».
Расстёгивая пуговицы на пальто, Галисия оглядела каюту:
— Здесь нет мебели. На чем я буду сидеть?
— На подушках.
— А спать?
— На полу.
— Есть мы будем тоже на полу? Только не говори, что у них нет столов и они едят руками.
От ужасной мысли бросило в пот. Малика выбежала в смежную комнату. Стук в стену получился звонким, чётким, как в тонкую перегородку. Ботинок возле двери не оказалось, и Малика была вынуждена пританцовывать, чтобы ноги не примёрзли к полу.
Альхара пришёл в дымчатом кожаном плаще без рукавов, но лучше бы явился босиком и понял, каково это — стоять на ледяных досках. А впрочем, ему, как и всем ракшадам, плевать на женщин.
— Можно попросить тебя об одной услуге? — сказала Малика, стуча зубами.
— Приказывай, шабира.
— Я беспокоюсь о своих охранителях. Их зовут Мебо, Драго и Луга. Они хорошие люди, но совершенно не знают ваших законов. Я не хочу, чтобы они попали впросак. Поговори с ними. Расскажи им, что можно делать, а чего нельзя.
— Они знают
Трясясь в ознобе, Малика обхватила себя за плечи:
— Нет.
— Они не поймут.
— Сделай для них исключение. Ради меня. Пожалуйста.
— Нам с тобой нельзя нарушать законы.
— Приведи их ко мне.
Альхара с укоризненным видом покачал головой:
— Шабира…
— Отведи меня к моим людям.
Плотно сжатые тёмные губы послужили ответом.
Глядя в глаза цвета гнилой вишни, Малика прикрикнула:
— Отойди с дороги!
Альхара недовольно вздохнул:
— Принесу ручку и бумагу. Ты напишешь всё, что надо. Так подойдёт?
— Только быстро!
Вернувшись в каюту, Малика примостилась возле сундука. Вытащила из картонной папки лист и ручку. Из-за приоткрытой двери слышалось пение Галисии, похожее на мурлыканье довольной кошки.
— Её бросят в море, — сказала Кенеш, сидя возле порога.
— Кого? — спросила Малика, лихорадочно соображая, знание каких законов потребуется охранителям на корабле.
— Твою служанку, шабира.
— За что?
— Она залезла в твою ванну.
Малика посмотрела через плечо:
— Где же ей мыться?
— В ванне, но после тебя. — Старуха встала на четвереньки, подползла к сундуку. — Надо выгнать её в коридор. Моряки знают, что с такими делать.
— Она будущая жена хазира. Тебе не говорили?
— Нет.
— Странно, — произнесла Малика и склонилась над листом.
С горем пополам написала письмо, вручила его Альхаре и направилась в ванную. Пришло время поговорить с дворянкой начистоту.
Галисия лежала в густой пене, закрыв глаза, и наслаждалась теплом и ванильным ароматом. Белокурые локоны намокли и прилипли к округлённым плечам. Полная грудь, прикрытая пеной как кружевами, медленно приподнималась и опускалась.