Тропа бабьих слез

А утром не поднялась.

После второго удара верная подруга Глафира не смогла разродиться первенцем. Три года прошло, прежде чем любимая жена отяжелела. Долго молодые ждали ребенка, да не дождались. В тайге был Григорий, когда у Глафиры сроки подошли. Одна была женщина в доме, некому было помочь головку поправить. Нашли Глафиру мертвой утром. Вернулся Григорий домой, а в хате пусто, будто сель прошел…

3

Пять лет прошло с тех пор. Изменился Григорий, стал другим. От одиночества и горя в тайгу подался, одичал, в поселок выходит три раза в год, за продуктами, да в гулянке душу расслабить. И все же свои чувства Гришка умело скрывает в густой бороде. Как пойдет соболятник по поселку, кого не увидит, всех с улыбкой приветствует, старость и отечество уважает, друзей да соседей чествует, детей любит. Возможно, никто не слышал от него дурного, плохого слова. В любом скандале Гришка умело охладит пыл зарвавшихся. Если надо, возьмет вину на себя. Всем хорош Григорий. А только нет, бывает, выстрелят в человека недобрые, холодные, пустые глаза, будто зверь к прыжку готовится. И непонятно, что в них выражено: боль, обида, зло или даже ненависть. Испугается собеседник: что на уме у дикаря? А Гришка тут же опять переменился, глубоко, щедро улыбается, будто хочет подарить всю теплоту открытой души.

В свои двадцать восемь лет к богатству и наживе Григорий не стремится. Все, что он добывает в тайге потом да ногами, быстро растрачивает направо и налево. Выпивает Гришка не больше, чем другие охотники. В хмельном веселье раздает банковские билеты всем, кто попросит, не считая сумму и не вспоминая долги. Старая бабка Абакумиха говорит правильно:

– У Гришки вся деревня в долгах, только он об этом знать не хочет!

Предусмотрительная половина человечества, женщины, завистливо стонут:

– Ах, бабоньки! У Гришки карман, как вымя у хорошей коровы: чем больше молока, тем лучше выдаивается! Эх, такие деньжищи бы да в путные руки!..

Пытались женить Гришку много раз. Бывало, выйдет он из тайги с соболями, а свахи ему женщину нашли: красива, молода, тиха, честна, работящая… со стороны посмотреть – сама невинность! В хмельном угаре Гришка на сожительство соглашается, однако уже утром, будто очнувшись, гонит новоявленную невесту прочь:

– Рот нитками зашей, говоришь много!..

Другая не нравится потому, что храпит во сне. Третья спит больше его. Четвертая полы не так метет. Пятая готовит неправильно.

После очередного сватовства соседки рассердились, плюнули Гришке под ноги:

– Живи, как хочешь!

Тот не обиделся, засмеялся:

– Я вас не просил. Живу так, как могу.

На том и отступились свахи. И только старая бабка Абакумиха дала ситуации мудрую оценку:

– Не трогайте его, бабы. Женился Гришка на тайге, теперь не удержишь!..

Так и живет Гришка Соболев один в своем пустом доме-пятистенке: комнат много, а душа одна! Большую часть жизни мужик проводит в тайге, возвращается только для того, чтобы пополнить запасы продуктов, да утешить истосковавшуюся по людям душу хмельными разговорами.

Как уйдет Гришка в тайгу, дверь на палочку – никого нет! В его отсутствие в дом никто не ходит, ничего не воруют. Все вещи на местах, как есть после смерти Глафиры. Лишь в сильные морозы, зимой, добрая соседка ходит печь топить, чтобы картошка не замерзла.

Одинок в своей жизни Григорий, как перст, и в тайгу один ходит. По соболям, с обметом ему равных нет, с сетью ловко управляется, двоим не угнаться. Однако за добычей не стремится, поймает в сезон три-четыре соболя – и хватит! Да и как не хватит? По настоящим временам, в пересчете на хлеб одна шкурка аскыра стоит 180 пудов хлеба. За такие деньги мужику можно весь год на кровати валяться, бражничать, да в потолок плевать. Да только не таков Гришка, дома сидеть – как в поле ветер! Когда он уходит – никто не знает; где ходит – никто не видит. Сейчас уже никто из мужиков не помнит, кто и когда дал ему меткое определение – Одинокий Соболь. На свое прозвище Гришка не обижается:

– Может, так оно и есть…

4

Проснулся Гришка как всегда рано. Мудрая привычка «топтать рассвет» волной взрывного адреналина ударила охотнику в голову: «Подъем! Весь зверь на ногах, один ты спишь!» Он открыл глаза, посмотрел в высокий потолок, вспомнил, что находится дома, а не в избушке, можно поваляться на мягкой кровати, но кровь не позволила. Горячие потоки побежали по телу, прогоняя сон, призывали плоть к движению.

Григорий пружинисто поднялся на постели, опустил ноги на пол, посмотрел по сторонам. За светлым окном – занавески тихого рассвета. В избе мягко, тепло, уютно.