Тропа и Тропа. Миры под лезвием секиры. Книги 1-9

После новой серии вопросов, призванных запутать меня (а вот фиг вам!), самый говорливый, вернее самый визгливый из тенетников поинтересовался — верно ли, что я изощрен в умении прятаться, выслеживать и входить в доверие.

От себя вещун добавил:

— Признавайся! Этим ты себе жизнь спасешь. Я за тебя доброе слово уже замолвил.

— Придет время, когда на весах возмездия я взвешу все добро и все зло, которое ты принес мне, — зловеще пообещал я. — А тенетникам скажи, что так оно на самом деле и есть… То есть было когда-то. Сейчас я в себе не совсем уверен.

Не знаю, как перевел мои слова вещун, но тенетники, похоже, остались довольны. По крайней мере, иголки на их теле, до этого грозно топорщившиеся, теперь улеглись.

— Кажись, дело идет на лад, — ободрил меня вещун. — Осталось последнее испытание. Неприятное, но не смертельное. Придется немного потерпеть.

— Что еще за испытание? — насторожился я. — Плетями из меня будут правду выбивать? Или раскаленными клещами вытягивать? Предупреждаю, я боли не выношу! Во всем признаюсь. Даже в том, что являюсь убежденным вредоносцем в двенадцатом колене, а ты мой ближайший наперсник.

— Не надо ни в чем признаваться. Природа сама за себя скажет… И покажет, — туманно пояснил вещун. — Но уже одно то, что нас допустили к этому испытанию, — хороший знак. Жить будем. Лишь бы…

Не докончив фразы, он углубился в заросли салато-подобной травы, где совсем недавно сиживал я…

Не знаю пока, как называется страна, населенная тенетниками, но дела в ней творятся поистине абсурдные.

Понукаемый хозяевами, вещун нарвал два пучка листьев, один из которых вручил мне.

— Это трава скверногон, — сказал он. — Или нутряк. Жуй ее. Жуй и глотай.

Я понимал, что это вовсе не его прихоть и мое положение не допускает препирательств, но все же посмел возразить:

— Я бы с охотой. Но эту гадость нельзя ни жевать, ни глотать, ни даже нюхать.

— Тогда подыхай в ловушке, — вещун отвернулся и принялся уплетать траву, как говорится, за обе щеки.

Тенетники неотрывно пялились на меня своими жуткими глазищами, а их иголки весьма красноречиво шевелились. Моя жизнь вновь повисла на волоске. Ничего не поделаешь — кушать подано.

С тяжким вздохом я сделал первое жевательное движение, и мой рот сразу наполнился нестерпимой горечью. Нет, это была не полынь! И даже не знаменитый мексиканский перец «чили», из одного грамма которого можно приготовить два ведра острого соуса. Это была расплавленная смола, коей восточные владыки некогда заливали глотки гонцов, доставивших дурные вести, и певцов, взявших неверную ноту.

Я бы выплюнул эту обжигающую жвачку, но вещун, покончивший со своей порцией (вся его рожа была перемазана зелеными слюнями), успел зажать мне рот, поневоле пришлось сглотнуть. Огонь проник в утробу.

— Видишь, ничего страшного, — просипел вещун, которому тоже пришлось несладко. — Скушай еще немного. Очень тебя прошу.

Возразить или хотя бы выругаться я не мог — язык отказал (надеюсь, не навечно). Но останавливаться на достигнутом все же не стоило. Любое дело, даже самое отвратное, надо доводить до конца. Так меня учили в пионерской организации, и то же самое, только другими словами, говорил Конфуций.

Короче, я сожрал весь пучок проклятого скверногона и, паче чаяния, остался жив. Пожар во рту немного поутих (хотя в кишках продолжало свербеть), и я даже сумел вымолвить пару слов:

— Все на этом?

— Все, все! — подтвердил вещун. — Но надо чуток подождать. Скверногон не сразу действует.

— Пить, — простонал я.

— Я бы дал, да они не позволят, — вещун покосился на тенетников, по-прежнему не спускавших с нас глаз.

— Не понимаю, к чему такие муки…

— А как еще тенетникам убедиться, что мы с вредоносцами не знаемся? Скверногон — самое верное средство. Я его, наверное, четвертый или пятый раз употребляю. Думаешь, он зря вдоль границы растет?

— Ничего я не думаю! Я проклинаю тот момент, когда мне приспичило почесать с тобой языком.

— Что уж теперь жалеть, — вздохнул вещун. — Считай, что нас с тобой свела судьба.

— Не судьба, а рок! — вскричал я, жадно хватая воздух обожженным ртом. — Злой рок!

Мы еще продолжали нести эту околесицу (у дара речи, как и у всякого иного блага, есть, к сожалению, оборотная сторона — болтливость), а тенетники уже порешили, что испытательный срок закончился. Подозрения, пусть и не все, но самые тяжкие, были с нас сняты.

Пока один ловко выпутывал меня из сетей, иногда перекусывая туго затянувшиеся узлы, другой занялся восстановлением заграждений.

На это, скажу я вам, стоило посмотреть!

Сначала тенетник избавился от своего навесного (вот точное слово!) оружия. И в самом деле, какой же дурак будет заниматься ремонтными работами в полной выкладке! Поднатужившись, словно атлет, готовящийся к побитию рекорда, он утробно крякнул, и иголки, вновь вставшие дыбом, стали одна за другой отлетать от него. Да еще как — со свистом!

Без помощи лука или арбалета тенетник метал губительные стрелы, и, кроме меня, это никого не удивляло. Даже пугливого вещуна. А ведь такое ни в одном мире не увидишь! Однако чудеса на этом не закончились.