И это было последним, что смог увидеть Таргрек. Пальцы соскользнули и, падая спиной вниз туда, в огонь, он уже знал, что будет за этим...
Он увидел огромный, голубой с белыми разводами, халцедон Земли.
Он увидел звёзды.
Он увидел Их.
И Бегущая звезда прочертила небосклон, хотя там, на Земле, этого никто не заметил. Над нею занималось весеннее голубоглазое утро.
Но даже не это занимало в тот миг его последние в этой жизни мысли.
- Геро, Геро, Геро... - не уставали повторять его губы.
"Геро", что в переводе означает - "Жизнь"...
Эпилог
Коптящий столб дыма и огня стоял над соборной площадью. На северных окраинах грохотали пушки. Массы келлангийского войска панической толпою отступали по дороге на Бугден...
- Угости огоньком, гвардеец, - попросил Гурук.
- А тебе мало этого? - указал Гриос.
- От погребального костра не прикуривают, чаттарец.
- Многих потеряли?
- Как всегда, лучших... Скажи, почему на такие дела всегда напрашиваются лучшие?..
- А... этот ? - Гриос показал на голову выше своего роста.
- И Таргрек, и Терри, и еще пятеро наших... Все там. А-а-а!
И Гурук, укрыв козырьком хвостатого шлема страшные, бессонные глаза, пошатываясь побрёл к тем немногим, кто ещё оставался от его маленького отряда. Драгуны вповалку спали, расстелив прямо на мостовой попоны, снятые с побитых коней.
Чаттарец вытряхнул и по новой забил табаком трубку.
- Эх, табачок, табачок...
- Эти, балахонщики, даже придти в себя не успели, - в который раз с удовольствием повествовал Тиргон. - Мы перелезли с той стороны, а их было где-то семь... или восемь на нас десятерых. Девчонки как завизжат! Они как вздрогнут! Мы как бросимся! Погнали их посохами как зайцев!..
- А это что? - спросил один из солдат, кивая на повязанную голову Бычьего Сердца.
- Это? Да это всё Йонас! Размахался как слепой в бане...
- Возьми этот посох, - сказал Тинч. - Он тоже побывал в бою. Это посох Таргрека. Теперь он будет принадлежать тебе.
- А ты... разве не ты будешь во главе стаи?
- Меня ждут в посёлке, по дороге на Бугден. Весна, ветер скоро установится... Пора на Анзуресс.
Перебирая повод, он сидел верхом на Варрачуке.
- Пропала куртка? - спрашивал Гриос. - Пустяки, в обозе достанем новую!
- Такова судьба у всех вещей, сынок. Рано или поздно им приходит срок... А куда это ты собрался? На какой такой Анзуресс? Ну-у... ну давай хоть съездим в горы, навестим Олеону?! Объяснишься с нею наконец, а, зятёк? Аах-ха-ха-ха-ха! Кстати, она велела, если вдруг тебя встречу, поглядеть: как твой шрам... этот, опасный... на линии жизни!
- Этот что ли? - Тинч неохотно протянул руку.
Однако, ладонь его, там, где недавно пролегал шрам, полученный в порту Урса, была теперь... как самая обычная ладонь. И линия жизни на ней по-прежнему острым углом, похожим на угол паруса, сливалась с линией судьбы - так, словно бы ничего и не случалось с Тинчем тогда, в порту, меньше года назад. Одни мозоли остались как прежде...
- Как же это? - не понял Гриос. - Ведь я точно помню, был он, шрам! Погоди, погоди. Как же это?
- Да он, наверное, давно пропал, - пожал плечами Тинч. - Уже и не помню, когда...
Тем временем, на площадь со стороны Лошадиной улицы появился всадник с перевязанной головой. Его драгунский мундир был перепачкан грязью и кровью настолько, что с трудом просматривались знаки различия. За ним, поодаль следовали несколько старших офицеров, среди которых выделялась массивная фигура Каррадена.
Соскочив с коня, Даурадес изучающим взором окинул окрестности...
- Смирно! - крикнул кто-то.
- Вольно...
- Папа? - сказал Тинч и ударил Варрачуке каблуками в бока. Но вороная не пошла...
- Папа! - прибавил он, соскакивая на землю...
- Па-а-па-а!
Он бежал стремглав, так мчался, летел, стараясь быстрее перебирать ногами, а покрытая булыжником земля так медленно проворачивалась под ногами...
Маркон увидел лобастого светловолосого мальчишку в изорванном и прожжённом свитере, который стремглав летел к нему с широко распростёртыми руками.
Тинч с разбегу повис на шее отца.
- Папочка, милый, любимый мой папа, как хорошо, что ты приехал, как хорошо, что ты живой... - захлёбываясь слезами, приговаривал он, а Маркон поглаживал его по всклокоченным волосам.
- Папа, а нашего дома больше нет, сгорел...
И Даурадес вдруг почувствовал, что в сердце вновь что-то болезненно пошевелилось. Отстранившись, непроизвольно схватился за грудь.
- Извини, Тинчи... У меня это... в последние дни частенько бывает. Старею, что ли...
Тинч вытер слезы. Посмотрел пристально.
- Нет, погоди-ка, папа.
И прибавил озабоченно:
- Ну-ка, отпусти, не держись за грудь, это не так лечится. Сердце в порядке... Так! Ого! Какой болевой шип! Сейчас я его... Подставь спину! Расслабься. Расслабься...
И - легонечко так шлёпнул отца ладонью меж лопаток...
Перед взором Даурадеса замелькали красные круги и в их середине - искажённое огненно-красным светом лицо. Дикий вопль прозвучал в ушах... Затем это кончилось.
Перед ним по-прежнему была соборная площадь, и Тинч спрашивал:
- Как? Легче?
Даурадесу действительно стало легче. Значительно легче! Он пошевелил плечами...