Тропа Исполинов

Он терпеливо разглядывал каски с высоченными гребнями и тускло-желтые кирасы. Из-под зелёных плащей далеко назад выступали ножны палашей - "свинорезов", как их называли сами келлангийцы. Батарея за батареей проходили орудия: новейшие, безоткатные и скорострельные пушки на стальных лафетах и гаубицы - на деревянных, одна за другой катились пузатые мортиры, ползли повозки с высокими, окованными железом колесами, груженные боезапасом, снаряжением и провиантом, попыхивали походные кухни, шагали крепкие толстоногие кони. На повозках бились в "скат" и "врать не надо!" красавцы-ездовые, следом за ними тяжеловесные гренадеры и молодцы-стрелки угрюмо подминали сапогами дорогу; широкие тесаки и гранаты в особых мешочках оттягивали пояса. За ними вновь шла кавалерия - офицерские эскадроны, всадники в темно-зелёном с золотыми ремнями, в седлах с высокой задней лукой. Кресты из четырех ромбов, красные и чёрные древки пик, эполеты и султаны, карабины и пары пистолетов в кобурах у сёдел... и снова - впряженные попарно лошади, зачехленные пушки на складных лафетах, фуры и зарядные ящики, гренадеры - колышущимся строем, глядя вперед, в спину друг другу, не пытаясь прикрывать раздираемые утренней зевотой рты, словно быки на закланье, придерживая ремни длинных ружей, задевая зелёными, с синими отворотами рукавами болтавшиеся на поясе гранаты. Кое-где показывались и коричневые и чёрные тагркосские, и синие чаттарские мундиры. Бешеная Авока рвалась из-под моста и дышала паром, широким разливом уходила в море. Отряд за отрядом спускался на дорогу на Бугден.

Тинч миновал долгий мост, увернулся от лошадиного крупа и соскочил на обочину. Теперь бы ему самое время было вновь свернуть за дюны.

В хвосте арьергардной когорты густой пар тянулся из бака разогретой полевой кухни. Дородный, с сонными глазами повар, вытянув трубочкой губы, покачиваясь в такт движению, дул в поднесенный ко рту черпак. Другой, костлявый, нарезал большие круглые хлебы и бросал куски по корзинам. Тинч нащупал в кармане "жерновки".

Костлявый понимающе кивнул, забрал монеты и выбрал ломтик из нарезанного. Тинч, зная цену деньгам, замотал головой и указал на целый хлеб. Келлангиец, хмыкнув, бросил ломтик в корзину, вытер рукавом потный лоб и не спеша продолжил работу. Повозка двигалась. Тинч шёл рядом, ещё ожидая, что ему, если и не дадут того, о чем он просит, то, по крайней мере, вернут деньги. С соседней повозки его окликнул один из ездовых. Другой, с перевязанной головой, ласково улыбаясь, поманил пальцем.

- Мне целый хлеб, целый! - повторил Тинч. Повар погрозил ему ножом. Солдат с соседней повозки спустил ноги, готовясь спрыгнуть, его напарник по картам тянул с плеча ружье...

- Эй! Эй!

- Поди сюда, умник! - окликали Тинча.

Тогда он, рассвирепев, рванул на себя весь мешок! Вот так вам! По-тагрски!

Дородный поперхнулся, костлявый пронзительно закричал, замахиваясь, лошади споткнулись, хлебы покатились на дорогу.

На повозках взревели, швыряя карты. Спереди оглянулись верховые. С хлебом под мышкой Тинч бежал к дюнам. Давно он так не бегал!

Сзади грохнул винтовочный выстрел и пуля шмыгнула мимо. Пугают, решил он. Другая пуля срезала ветку астрагала поодаль.

Странно, но он не ощущал никакого страха, не слышал и свиста пуль, как будто бы и не он сейчас, петляя и подскакивая словно заяц, мчался по песку, толкая его назад одеревенелыми, чужими ногами... Внезапный холодок меж лопаток заставил его метнуться вправо, и в следующее мгновение сильный толчок в левый бок повалил его за дюну.

Перекатившись через песчаный гребень, Тинч залёг, наблюдая за дорогой.

Никто не преследовал его. Походная кухня въезжала на мост, верховые, убрав карабины, следовали в своём строю. С повозок оживленно перекликались; кто-то, насвистывая, бренчал на келлангийской гитаре.

Тинч оглядел себя. С левым боком всё было в порядке. Показалось? Подобрал и отряхнул от песка добытую ковригу...

- Эт-то кто здесь так шумит? - услышал он внезапно.

2

Они увидели друг друга. Медленно приближаясь, пригибаясь, приговаривали:

- Ах ты, тагрская вонючка, пожиратель чеснока...

- Элтэшка, саранчук черномазый, ...

Ухватив друг друга за шею, пошли по кругу, глядя глаза в глаза:

- Ах ты...

- Ух ты...

Тинч давил противника сверху, но тот, маленький и ловкий как кошка, вывернулся из-под ладони и подсёк его снизу.

Хлеб и чёрный плащ полетели в разные стороны, двое мальчишек, пыхтя и фыркая, покатились по песку. Внезапно, более изворотливый Пиро выскользнул из рук товарища.

- Погоди, Тинчи! - крикнул он.

- Тьфу ты! - сказал Тинч, усаживаясь на песке. - Откуда ты здесь? Что ты делаешь? Куда ты идёшь?

Вода в прибрежных камнях заклокотала глухо. Пиро молчал, хмурился, кутался в плащ. Тинч заметил в его волосах обрывки водорослей.

Его друг был единственным сыном в семье сапожника. Дома элтэннского квартала соседствовали с домом Даурадеса. В самую первую их встречу, когда они в уличной драке схватились не притворно, как сейчас, а по-настоящему, до крови, Тинч богатырски придавил Пиро коленом к земле и спросил грозно: